Ложись

Солдаты смотрели друг на друга скорее тупо, чем со страхом. Укрепления находились у самого подступа к городу. Врагу оставалось только перейти мост. И тогда их расстреляют с тыла.

— Мы в окружении! — крикнул Негр. — В окружении, — повторил он жалобно.

Аугусто посмотрел на сад, на деревья, на зеленую траву. С жадностью вдохнул в себя пряный запах земли, нагретой солнцем. Где-нибудь здесь он упадет и распростертый будет лежать с пулей во лбу.

Борьба была ожесточенной, отчаянной. Укрепление стонало от непрерывного лая выстрелов, взрывов, криков, беспорядочных возгласов.

Прибежал штабной связист. Без шапки, испуганный, вспотевший.

— Я прорвался из города. От их огня никуда не укрыться. Жмут на нас со всех сторон. Мы пропали!

— Ну, зачем так спешить, парень, — сказал ему Падрон. — Почему пропали? Ты ведь еще жив… твою мать! Что они, съедят тебя? Разве они не испанцы?.. Пожалуйста, пусть приходят… Я знаю, что у них спросить: «Есть среди вас мои земляки?.. Так и так, твою мать, дружище!» А если они затеют что-нибудь недоброе, у меня всегда винтовка наготове и целый ящик гранат. Посмотрим тогда, чья возьмет.

Остальные невесело улыбнулись. Подошел лейтенант Барбоса.

— Все оставайтесь на местах. Если они перейдут мост и пойдут на нас, ложитесь в кювет, и чтобы ни одна живая душа сюда не проникла. Ясно?

Аугусто чувствовал, как дрожит его тело, и покорно ждал своей участи. Он поднялся. Сделал несколько шагов. Нестерпимая жара пронизывала его насквозь. Он сопротивлялся ей всем своим существом, но она опутывала его, точно паутина.

Он видел, как дорогу перебежал солдат. Споткнулся и покатился по земле. Схватился руками за глаза и закричал душераздирающим голосом. Сквозь его пальцы сочилась кровь. Другой солдат бросился на помощь. Он хотел поднять раненого, но застыл, будто пригвожденный к земле, и рухнул навзничь. Раненый поднялся и побежал, жалобно скуля, спотыкаясь, падая, пока не скрылся в тростниках.

— Смотрите! — закричал Аугусто.

— Они отступают! — воскликнул Негр.

— Ну да! — сказал кто-то недоверчиво.

— Что же это в таком случае? — нервно засмеялся Негр.

— Отступают! Отступают!

Лагуна бросил свою шапку на землю и стал ее топтать.

— Мать их растуды! Отступают!

Враг отступал, точно обезумев. Один из них остановился и замахал руками, вероятно отдавая приказания. Но на него не обращали внимания и продолжали бежать. Мрачная, неистовая толпа в ужасе и беспорядке мчалась по окрашенной кровью земле. Словно развороченный муравейник. Пулеметный огонь преследовал их. В воздухе стояли облака пыли. Потом неумолимым смертоносным огнем их поливали «бешеные». Трудно передать, что творилось.

Растерзанные тела безвольно дрыгались, точно марионетки, подталкиваемые разрушительной пружиной шрапнели. Смерть настигала их. Просто и безнаказанно. Одного, другого. Они падали, раскинув ноги или скорчившись, неподвижные или извивающиеся. Остальные бежали мимо них, не останавливаясь. Темные, стремительные силуэты.

Солдаты в укреплениях Суэры издали ликующий, победоносный крик. Они больше ни о чем не могли думать. Ни о чужой жизни, ни о своей. Потом уже, когда, казалось, неминуемая угроза миновала, они заговорили. Аугусто смотрел на них, слушал, с каким великодушием и сочувствием говорят они о храбрости врага. И думал, что солдату не свойственно чувство ненависти. Ненависть в тех, кто живет в тылу; в тех, кто находит в ней защиту и опору; в тех, кто охотится за беззащитными людьми. А у солдата — чистое, непорочное сердце.

Глава шестнадцатая

Когда угроза окружения миновала, на фронте воцарилась тишина. Утром следующего дня один солдат осторожно выглянул из траншеи. За ним другой. Кто-то поднялся во весь рост. Аугусто вышел на дорогу. «Что такое?» Лагуна крикнул во всю силу легких: «Э-ге-ге!» Кривой, состроив смешную гримасу, сказал: «Куда подевались эти бездельники?» Сначала вылезали из траншеи с опаской. Делали несколько шагов. «Эй, Гомес, теперь можешь пофорсить!» — пошутил кто-то. «Все же подам я на тебя рапорт!» — обозлился капрал. Послышались смешки. «Ребятки, никого нет!» Солдаты скакали, смеялись, давали друг другу пинки, бегали, заглядывали во вражеские траншеи, рассматривали трупы. По всему фронту слышались крики, песни. Царило праздничное веселье. Попытка врага захватить укрепление потерпела неудачу.

Аугусто смотрел на дорогу. Ему это казалось невероятным. Прежде она была такая пустынная и враждебная. А теперь здесь солдаты, девушки. Солдаты ходят вразвалку, какие-то развинченные. Точно напряжение этих дней растянуло их мышцы и теперь они им слишком велики.

В Суэре пробыли еще несколько дней. Местные жители улыбались им, обращались приветливо. Аугусто поболтал немного с той самой девушкой, чей дом разграбили солдаты. Она улыбалась. Гусман напомнил ей их разговор.

— Я была эгоисткой. Мне следовало дать вам еще белья. Столько солдат погибло! Как мне их жаль, если бы вы только знали… Как отчаянно вы сражались!

— Я-то нет, а вот те, кто был в траншеях! Ты даже не представляешь, какие это храбрецы.