Лекции идут успешно. Почти 6 часов посвятил медленному чтению — комментированию Е<вгения> О<негина> — вопреки советам разных экспертов, что корейцы, де, ничего не поймут. Прекрасно поняли и говорят, что это им полезней всего остального — такой тотальный лингво-стилистический и культурологический комментарий. Прошел с ними ½ I главы, рассказал им, что Щерба вступление к «М<едному> всаднику» анализировал целый семестр, — ахали, восхищались и тоже захотели.
В Сеульском университете (это не мой, другой), где я читал одну лекцию, один аспирант сказал, что не думал, что ему выпадет такое счастье — разговаривать с великим ученым. А профессор в ун-те Ён-сё сказал, что они весь семестр изучали в семинаре сначала «Поэтику Чехова», а потом «Мир Чехова». Как рассказывал Шкловский, когда студент в Праге заплакал, увидев его… А еще один аспирант сказал, что был уверен, что я давно помер, т. к. «Поэтика Чехова» вышла еще до его рождения. <…>
Покой снизошел на мою душу на этом краю света — последнее время я был нервен, прости меня за это, но теперь как-то спокойно.
Экран писания романа (г. Сеул)
Нояб.
14(15) — 4 стр. высокохудожественного текста
— 1 стр. не —» —» —
— 2 стр. художественного текста
— 1 стр. просто —»-
21-26 — 3 стр. среднехудожественного текста
27/XI — 2 стр. так себе текста
28/XI — 2 стр. высокохудожественного текста + 1 стр. антихудожественного текста + 3 стр. малохудожественного.
29/XI — 2 маловысокохудожественные стр-цы
30/XI — 1 стр. так себе текста
Дек.
1/XII — 3 стр. неясного качества
2/XII — До обеда — 3 стр.: хорошо, но не ой-ёй-ёй.
После — 1
/2 стр. высоколирич. текста1 стр. — ничего себе.
3/XII — 1 стр. (про кочегара) — высокохудожественная.
4/XII — 1 стр. народного диалога, м. б. и смешного, но неясно, нужного ли. + 3 стр.
5/XII — 2,5 стр. — непонятно.
8/XII — 1,5 стр. + 1 стр. событийного повествования после разговора по тел. с Л.
9/XII — 1,5 стр. про ООН — средневысокохудожественных.
10/XII — 2 стр. о Ваське — высокохуд. юмористич. текст.
11/XII — те же 2 стр. о Ваське, полностью переработанные — еще более высокохуд. и еще более более юмористич. текст + 3 стр. дальнейшего юм. текста.
12/XII — с утра непонятно насколько худ. 2 стр.
<…> Работается хорошо. Стало ясно: всю жизнь я жил в клетушках, которые меня сдавливали. Тут брожу по трехкомнатной полупустой квартире и думаю. <…> Может, я, как Гоголь, буду писать роман в прекрасном далеке?.. Неясно, правда, что из этого выйдет, только К<…> скажет, стоит ли. Не говори никому больше про мою прозу <…>. Не стоит.
<…> Иногда кажется, что вроде и ничего… Не хуже, чем у NN и XY[42]
… Правда, выяснилось, что я ненужно хорошо знаю русскую литературу — все время есть опасность свалить то в «Отрочество», то в «Жизнь Арсеньева». Неуж Тынянову это не мешало?…Целыми днями пишу. Чукча теперь не читатель, чукча — писатель. Все идет в дело! Все, что знаю. Странное чувство. Все, что выливалось только в застольные и кухонные разговоры, рассказы Юре Попову (когда еще!), Жене и др. — все, оказывается, можно перелить в чеканную маловысокохудожественную прозу. М. б. прав был Каверин — и мне давно надо было писать? «Вы много знаете и вам всё интересно — и разное, а это главное», — примерно так он говорил однажды после какого-то нашего длинного разговора. Действительно, интересно мне всё — пока. Надолго ль? Странно думать, что чувство это может угаснуть.
Если писать ежедневно, возникает инерция творчества, так хорошо знакомая мне по науке — и так же знакомо ее иссякание при перерыве хотя бы в два-три дня.
…Это будет последний роман-идиллия — ностальгия по доиндустриальной эпохе, но не патриархальной, как у Ф. Искандера, а русско-интеллигентски-патриархальной, осколок дворянского XIX века.
<…> Читаю Фазиля. Он совершенно уверен, что все это — как шелушат кукурузные початки, как доят буйволиц и едят баранину с аджикой — всем интересно. Буду и я так считать про патриархальную жизнь города Чебачинска.
1997
Вернувшись в Москву, А. П. вновь писал уже урывками. Дни были отданы академической работе, преподаванию.