Ложкаревка-Интернейшнл и ее обитатели

Коала спал, сладко причмокивая. Вероятно, во сне он видел себя на вершине эвкалипта, среди изобилия вкусных сочных листьев. И он их ел, ел, ел, а они всё не кончались и не кончались.

Кенг переглянулся с Эму. Они хорошо поняли друг друга. Поняли, что, конечно же, пусть лучше Лени спит, чем не спит. Они не могли объяснить, почему так, но точно знали: будет лучше для всех, если Лени спит.

Страус и кенгуру забились глубже под скамью и вскоре тоже задремали. Кто-то случайно задел лапу Кенга, и он во сне ответил пинком. Сквозь сон Кенг слышал, как двое на скамейке над ним стали кричать друг на друга, спорить, кто из них первый кого пнул, и кто кому наступил на ногу. Сонный Кенг только уши плотнее прижал, чтобы крики не мешали. Рядом с его головой ткнулся в трясущийся пол электрички большой клюв спящего Эму…

…Когда Кенг и Эму открыли глаза, за окном электрички уже стемнело. Вагон был совершенно пуст, и только на дальней скамье дремал припозднившийся пассажир. У него под боком стоял портфель, из которого с одной стороны торчал батон белого хлеба, а с другой — пучок лука вперемешку с укропом.

— Эй, сумчатый, просыпайся, — толкнул Эму в бок коалу.

Тот заворочался и свернулся калачиком.

— Лени, обедать! — нашелся Кенг.

Лени тут же открыл круглые спросонья глаза и не сразу понял, где он и что с ним. Но, обведя взглядом вагон, он вдруг увидел портфель с хлебом и зеленью, и к нему моментально вернулась память.

— Земляки, жутко есть хочется. Я больше не выдержу, — застонал Лени, глядя на подрагивающий укроп.

Кенг вздохнул, выполз из-под скамьи и подкрался к пассажиру сзади. Он осторожно положил лапу на плечо мужчины и чуть-чуть потряс. Пассажир сонно заозирался по сторонам.

Из-за его плеча кто-то вежливо произнес с сильным акцентом:

— Сами ми не мэстные…

Пассажир дернулся, оглянулся и увидел над собой огромную морду кенгуру.

«Прибредится же такое!» — подумал пассажир и тряхнул головой. Но кенгуру никуда не исчез, а даже наоборот: зверь сел на скамью напротив и заинтересованно посмотрел на пожитки.

Пассажир мертвой хваткой вцепился в любимый портфель, вскочил и галопом помчался по вагону к ближайшему выходу.

Но там лежал Лени, глядя на пассажира неприлично жадными глазами. А над Лени, загородив проход и вытягивая вперед шею, возвышался Эму.

— Сами ми не мэстные, коворим! — пробасил страус, старательно выговаривая слова.

Из живота Лени отчетливо донеслось голодное, хищное урчание.

— А-а-а-а!!! — в ужасе завопил пассажир.

Он бросился через весь вагон к другому выходу и, запутавшись в дверях, вскоре исчез в длинном составе электрички.

Лени поднял несколько вывалившихся из портфеля былинок укропа:

— И на том ба-альшая спасиба-а.

На ближайшем полустанке беглецы вышли из вагона. На перроне, кроме них, не было ни единой души. Электричка, нехотя свистнув, растворилась в темноте ночи.

В центре перрона висела табличка, и на ней белыми буквами по синему полю было выведено: «Ложкаревка». Слева светились огни самой деревни Ложкаревки, где насчитывалось всего три домишки.

— Bullamakanka, — промолвил Эму, что на австралийском сленге означает «Тмутаракань».

— Налево пойдем — хвосты потеряем, прямо по шпалам пойдем — тоже потеряем. Направо, в лес — может, и потеряем, а может, и нет, — вслух прикидывал Кенг.

Они еще раз посмотрели на Ложкаревку и направились в чащу, подальше от людских глаз, выбрав для себя из трех зол меньшее.

Зеленая поросль за ними быстро сомкнулась, добавив лесу обычного ночного шороха. Где-то под кустом недовольно фыркнул потревоженный ежик, да с коротким треском отвалилась сухая ветка.

Глава 3. «МАЙ НЭЙМ ИЗ…»

На рассвете просыпающийся лес стал наполняться ясными сочными звуками. Плеснула в речке блестящая рыбина, устроили перекличку птицы, низкими нотами прогудел шмель. Послышалось, как неподалеку в деревне распевается после сна петух.

На травянистом берегу речки сидела птица Галка и побултыхивала опущенными в воду лапами. На голове у Галки тугим узлом была завязана бандана. В крыльях Галка держала подсолнух и с удовольствием лузгала семечки.

Сзади к ней подкрался бобренок. Жесткие волоски на его голове при любой погоде стояли дыбом. Но бобренок называл это «бобриком», прической такой, потому и имя у него было соответствующее — Бобрик.

Не успела Галка оглянуться, как Бобрик столкнул ее в воду.

— Ты опять за свое! — заверещала Галка, стоя по колено в воде и вылавливая подсолнух. Она собралась уж было высказать бобренку все, что о нем думает, но тут из кустов появилась огромная голова незнакомой косули. Неожиданно голова взмыла вверх, и перед Галкиным взором вырос кто-то большой и рыжий.

— Ы-ы-ы-ы-ы… — втянула голову в плечи Галка. Подсолнух снова выпал из ее крыльев и мягко закачался на воде. Рядом шлепнулся в воду бобренок и исчез под подсолнечной шляпой.

— Кто это? — осведомился он из-под шляпы.

— Н-не з-знаю… — пролепетала Галка. — Эт-то н-не кос-суля.

Тот, который Большой и Рыжий, одним прыжком оказался у воды. Он положил лапу себе на грудь и произнес:

— May name is Keng.

— Чего он сказал? — пробулькал из воды Бобрик.