В ушах шумело, голова начинала кружиться, и я открыла глаза.
Посмотрела в зеркало. Оно насмехалось над моими жалкими попытками быть храброй.
Мерзкое зеркало.
Мерзкая я.
Я была одна. Здесь никого не было. Этот голос был лишь выброшенным памятью эпизодом. Чудовищем, следующим за мной по пятам. Я была один на один со своим отражением, но этот голос-чудовище в моей голове был так реален, будто человек, которому он принадлежит, стоял рядом. Стоял рядом и говорил все это в мое лицо, в лицо, которое так любил, которое считал совершенным, и потому так любил.
Я видела свое лицо в зеркале и видела ту самую мерзкую тварь.
Она была там, внутри, пряталась за красивым фасадом, ждала, когда ей будет позволено выйти наружу.
Пусть я буду уродом и внутри, и снаружи.
Пусть я обрету истинное лицо.
Пусть.
Я прижала острый край к коже, чуть ниже глаза. Я давила изо всех сил, пока рука не начала дрожать, но ничего не происходило. Лишь выступила маленькая капля крови. Я давила слишком слабо. Я слишком жалела себя.
К глазам подбирались слезы бессилия и отчаяния. Слезы разочарования.
Я не могла… Не могла причинить себе вред. Почему я не могла?
Я слабая и жалкая.
Я не могла этого сделать.
Я смотрела на стекающую по щеке красную каплю и видела, как она смешивается с другой каплей — прозрачной и соленой.
Мои руки дрожали, а из горла вырвался жалкий всхлип.
Я посмотрела в глаза девушки напротив, и оттого, что я увидела в них столько боли, мое сердце едва ли не разбилось вдребезги.
Она не мерзкая. Она — это отчаяние. Она — это страх.
Нож выпал из руки и упал в раковину. Я согнулась пополам, давясь резко накатившими задушенными рыданиями. Села на пол и обхватила руками колени.
Я плакала долго и горько, но боль в моей груди не уходила со слезами.
Я жалела себя, но отчаяние, не уступало своих позиций.
Я могла сколько угодно окружать себя системами безопасности, но понимала, что страх просочится сквозь любые защиты.
Я не видела выхода.
Не было в моем случае лёгкого пути. Не было его. Я могла изуродовать себя в надежде на то, что такую
Я хотела избавиться от этого. Я хотела избавиться от этого голоса-чудовища в моей голове. Я хотела, чтобы он исчез, хотя бы до тех пор, пока не появится в реальности. Я хотела жить эти два года. По-настоящему жить, пока у меня есть возможность.
И я могла дать себе надежду. Надежду быть готовой к новой встрече с ним. Я могла бы быть менее уязвимой при следующей встрече. Но для этого мне следовало постараться.
Мне необходимо было заставить себя выбраться из своей безопасной скорлупы.
Меня ломало и корежило от одной мысли, что я буду находиться среди людей. Среди людей, которых я не знаю. Которым я не могу доверять.
Но я понимала, мне придется постараться. Я должна была научиться снова доверять людям.
Я должна была верно оценивать, где реальная угроза, а где иллюзорная.
И я знала, приложив достаточно усилий, столкнувшись с реальной угрозой, я буду готова.
Глава 6
Вторая попытка почему-то далась тяжелее, чем первая. Я долго стояла около входа в здание спортклуба, не решаясь открыть дверь и войти. Я очень сильно нервничала. Ощущение было такое, будто у меня высокая температура: руки и ноги — словно не мои, непослушные, налитые свинцом, и меня почти что трясло в ознобе.
Я уговаривала себя просто протянуть руку. Просто взяться за ручку. Просто потянуть вниз. Просто открыть дверь и сделать шаг вперед. Но это самое сложное — сделать первый шаг. Всегда и для всех. А для меня — больше года находившейся в замкнутом пространстве — так и подавно. Возвращаться в социум, когда в каждом человеке теперь видишь потенциальную угрозу, очень-очень тяжело.
Мне нужно было сделать только первый шаг. А дальше все пошло бы само собой. Самый сложный момент — момент принятия решения.
Я сделала глубокий вдох и, наконец, открыла злосчастную дверь.
Будто по раскаленным углям прошагала по узкому темному коридору с расположенными вдоль стены металлическими шкафчиками. Чувствуя, как возрастает волнение, продолжала упрямо переставлять свинцовые ноги.
Передо мной выросла еще одна дверь, но я больше не мешкала, открыла ее, не дожидаясь, когда снова появится нерешительность.
Солнечный свет, заливающий просторное помещение через огромные панорамные окна, на мгновение ослепил.
Я сощурилась, стараясь защитить глаза от яркого света, и сделала шаг вперед, закрывая за собой дверь. Оглядев беглым взглядом зал, почувствовала, как во рту вдруг пересохло. В горле сию секунду вырос огромный тошнотворный ком, такой огромный, что стало больно глотать. На меня навалилось сразу несколько мощных раздражающих импульсов: яркий свет, шум и гомон множества голосов, звуки ударов, и едкий запах пота. Я замерла на пороге, не в силах пошевелиться. Ни туда, ни обратно. Лишь стояла и, вытаращив глаза, смотрела перед собой.
Там было двадцать человек, не меньше. Двадцать взрослых крепких парней, сосредоточенно лупящих друг друга.