— Что случилось? Ты сейчас серьезно задаешь мне этот вопрос? Какого хера мне днем звонит Богатырев и лепечет какие-то непонятные извинения про сгоревший офис и брата своей жены? А я об этом ничего не знаю и выгляжу как идиот! Какого хера ты не отвечаешь на мои звонки весь день? Ничего пояснить не хочешь?
Вздыхаю. Следующие тридцать минут проходят за моими подробными объяснениями, что именно случилось. Рассказываю со всеми деталями, включая похищение. Нет смысла больше скрывать данное происшествие, когда это касается непосредственно семейного дела. Отец слушает внимательно, прерывая меня только на несколько с любовью отобранных матерных слов. После моего монолога повисает тишина. Даю отцу переварить информацию.
— Завтра же ко мне на ковер. Вместе с Сергеем, — отчеканивает он, а дальше слышатся лишь гудки.
Со всей дури кидаю телефон на кровать, так что тот отскакивает от упругого матраса и тонет в подушках. А затем как идиот ползу искать его, потому что тот опять захлебывается мелодией входящего звонка. На этот раз определитель показывает имя Сергея.
— Да Серый, — отвечаю и параллельно выкладываю свежие вещи из дорожной сумки.
— Козицын ждет нас через час, — сообщает на удивление бодрый голос главы отдела безопасности.
— Понял, — иду в сторону ванной комнаты.
— Пока ты спал я получил копии документов и посадочных билетов Колыбелькина. Отставка была подписана в день похищения, улетел той же ночью. Со всей семьей. Марк, мне кажется, это дело шито белыми нитками.
Останавливаюсь как вкопанный посреди керамической комнаты и сжимаю свободную руку в кулак. Впервые за весь день широко улыбаюсь. Вот оно. На еще одну шахматную клетку мы продвинулись вперед. Все идет так, как надо. Все встает на свои места.
— Отличная новость, Серый, — беру таблетку обезболивающего из дорожной косметички и запиваю ее водой из бутылки, — Отправь кого-нибудь из наших ему морду подправить. Не лишним будет. Последний урок перед длинным отдыхом, так сказать.
— Уже сделано.
— Ты ж мое золотце! И чтобы я без тебя делал, — ухмыляюсь.
— В земле бы уже гнил, — смеется Серый.
— Взаимно, брат, взаимно, — отключаю телефон и направляюсь в душ.
Встаю под контрастные струи, которые потоком спускаются на мою голову. Боль потихоньку уходит со стекающей в канализацию водой. Облегченно вздыхаю. Тянусь рукой из душа к телефону, который лежит на столешнице рядом с раковиной, попутно оставляя мокрые пятна на кафельном полу от капающей с тела воды. Нахожу в галерее фотографии обнаженной Лизы, которые она отправляла своим хахалям. Храни Господь людей, которые придумывают программы для взламывания телефонов!
Пролистываю и нахожу свою любимую, на которой она фотографирует себя в зеркало в черном полупрозрачном кружевном белье с поясом для чулок, ножки, обутые в шпильки, а волосы влажными прядями спускаются за спину и облепляют голые плечи. Чувствую, как в паху дергается просыпающееся возбуждение. Упираюсь спиной на прохладную стену, уложенную плиткой, и беру член в руку, начиная активно массировать эрекцию.
Спустя несколько минут манипуляций разрядка так и не приходит, что начинает меня изрядно раздражать. В конце концов, понимая, что ничего этим не добьюсь, кроме того, что затру себя до дыр, бью кулаком по стеклянной перегородке душевой кабины от чего та начинает дрожать, выключаю воду и рывком сдергиваю полотенце с крючка на стене.
Глава 34
Ровно через час мы заходим в клуб и садимся за столик в отдельной кабинке на балкончике второго этажа. За звуконепроницаемыми стеклами виднеется танцпол, на котором разместилась пестрая толпа людей, движущихся в такт музыки. Заказываю бутылку виски и одним глотком осушаю первую порцию.
Наблюдаю за танцующими на сцене полураздетыми девушками, а воображение само дорисовывает лицо Лизы вместо разукрашенных ярким безвкусным макияжем морд. Безумное наваждение опять окатывает меня. Сжимаю пальцами переносицу и до белых пятен зажмуриваю глаза. Надо скорее заканчивать все дела здесь и выезжать домой. К горячей плоти. Проникать в каждую дырочку на ее теле. Заполнять собой. Ощутить ее сладкий вкус на своем языке. Перед глазами наши последние ночи наедине. Смятые мокрые простыни. Приглушенные стоны. Даже умелая дрочка от стюардессы не может утолить этот голод хотя бы ненадолго. Мне нужен оригинал, а не жалкие заменители.
От этих мыслей становится только хуже. Злость накладывается поверх раздражения, после неудачного душа. Утробно рычу, сдавливая пальцы на переносице еще сильнее.
— Длинный день? — отвлекает меня от тяжелых раздумий голос вошедшего Козицына.
Музыка, пробившаяся из открывшегося проема, затихает вместе с щелчком двери.
— Я бы сказал бесконечный, — наливаю себе еще терпкого напитка, чтобы расслабиться, — Ты успел все сделать?
Козицын кидает папку на стол, а сам вальяжно усаживается в кресло, выпячивая свое пузо под надрывающейся рубашкой, и проводит рукой по редким и сальным волосам. Берет соленый огурец из тарелки с закусками и звонко хрустит им.
— Успел, — произносит с набитым ртом, — И даже больше, чем надо.