Ложный король

Нила шла и плакала от унижения, боли и обиды, иногда останавливаясь и глядя далеко ли ворота, за которыми её ждали сотни лиг. На спуске, у моста Королевы Сегюр кто-то из мальчишек ради сомнительной забавы бросил ей под ноги камень, Нила оступилась и упала, едва удержав мужа на плечах. Тяжёлое стонущее тело придавило её сверху. Отчаянный вопль безысходности, усталости и злости вырвался из её груди, а люди стояли толпою и смотрели.

– Что вы смотрите?! – закричала она, обращаюсь к тупым рылам наблюдателей. – Что смотрите?!

И обняла Согейра, покачивая, будто убаюкивая.

Ей не ответили. Только шепотки прокатились по толпе и быстро стихли.

– Говорил же, не донесёт, – разочарованно сказал кому-то кто-то.

– Бросай его.

Рядом на корточки села Има и прислонилась к матери плечиком.

Вдруг рядом раздался тихий цокот. На изгнанников упала высокая тень, перекрыв яркое солнце.

Нила подняла голову и увидела перед собой чистенькую Ситри, навьюченную брошенными у подножия Туренсворда узлами с её вещами, и Теймо Корбела, который протягивал ей руку.

Глава 33 Союзники

«…Умоляю тебя, мой дражайший друг, прошу, возьми к себе моего любимого Роланда! (размытые чернила) в Утёсе стала для нас всех невыносима. Особенно после вестей о смерти Осе и Суаве. Я уже писала о том, что люди стали косо на нас смотреть, а вчера вообще кто-то неизвестный поджёг наш склад с собранным хмелем – хорошо, что слуги успели вынести оттуда бóльшую часть тюков. Но сам пожар! Нас просто выживают из нашего же дома.

Мы не торговали с Теабраном. Никогда не вели с ним никаких дел. И в мыслях этого не было никогда, мы же собирались женить сына на принцессе Ясне, зачем нам было торговать с врагом её отца? Мы не предатели! Я не понимаю, откуда взялись те письма и чеканки! Это какое-то ужасное недоразумение или ещё хуже – колдовство!

Я не понимаю, чем наша семья это заслужила? Мы с Эрдором умоляем тебя! Да, мы приняли решение принять присягу и усилить охрану замка, но это вынужденная мера, и нашему Роланду это всё равно не поможет. Прошу, помоги! Если дело в деньгах, мы не будем скупы, мы выделим хорошее пособие на содержание сына, сколько попросишь, чтобы он не стал тебе обузой. Просто забери, забери его к себе подальше от (размыто) несправедливости! Можешь нанять его в казначеи, он очень умён, а стать рыцарем после неудачи на тавромахии он уже не сможет…»

– Почему? – не понял граф Урбино, помяв письмо межу пальцами.

«…Или найми в секретари – ему необходимо чем-то заняться. Боюсь, что если то уныние, которое сейчас терзает его душу, продлится ещё хотя бы день, он снова вскроет себе вены. Это не оговорка, мой друг, Роланд уже пытался свести счёты с жизнью две недели назад. Мы всей семьёй отправились на рынок (мой муж после моих уговоров, конечно, предложил сыну вести учёт на складах кожи и сукна), но когда мы ехали туда в карете, нас закидали гнилыми овощами и крысиными тушками. И самое обидное, уже на пороге замка, когда мы вернулись, мы обнаружили петушиное перо – самое оскорбительное из того, что может случиться с выжившими, как мой сын. Нам напрямую намекнули, что Роланду нужно умереть! И он послушал, ты представляешь? Закрылся у себя в покоях, не вышел к ужину, а у меня сердце было не на месте. Я поднялась и постучала. Мне не ответили. Муж сказал, он спит, но сердце матери-то лучше знает. Я приказала сломать замок, и уже внутри мы обнаружили Роланда. Он лежал на полу в луже собственной крови, синий. Наш лекарь с трудом привёл его в сознание. Он сказал: если бы ещё чуть-чуть, сын мог бы умереть.

Теперь он всё время молчит. Ох, лучше бы он злился. Тогда хотя бы становится понятно, что у него на уме, а так ходит угрюмый, тихий, берёт и крутит в руках ножик для конвертов. Боюсь, как бы однажды не вернуться домой и не увидеть его с этим ножом в груди прямо посередине гостиной. Я ему это сказала, а он ответил: «Ну что ты, мама, какая гостиная?» То есть он даже не стал меня разубеждать, что задумал натворить ужасные дела. Я боюсь, ужасно боюсь. Ты как отец, который, в отличие от моего, любит своих детей, должен меня понять. Прошу, услышь меня! Анна-Марин Элбот. Графиня Алого утёса».

Урбино сложил письмо пополам и озадаченно посмотрел на Керро.

– Из-за этой проклятой тавромахии у ангенорцев совсем мозги набекрень. Представь себе такое у нас в Лагримоне. Положить человеку на порог петушиное перо только потому, что боги решили, что умирать ему ещё рановато и у них на него другие планы, ну? И мы ещё называем себя цивилизованным обществом.

Он взял со стола листок пергамента, окунул перо в чернильницу и быстро вывел на листке ответ: «Конечно, дорогая моя Анна-Марин, пусть твой сын приезжает. Мы что-нибудь придумаем. И я тебя умоляю, какие деньги? Не оскорбляй меня, я не крохобор и не нищий. Твой друг. Граф ты сама знаешь чего. Давай без этих реверансов, мы друг другу не чужие».

Затем свернул записку, запечатал её сургучом и отдал посыльному.