LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости

Дать ответ на эти вопросы возможно, исходя лишь из целостного мировоззрения — онтологически ясного взгляда человека на мир. В лице Ж. Бодрийара французский структурализм объявил, что виртуальность — это хорошо, так как не случится истинного конца света. Его утверждение можно заменить другим: «Мы все уже сошли с ума… и это хорошо, так как истинного безумия с людьми уже случиться не может».

Другой французский философ — теоретик постмодернизма Жиль Липовецки — в своей знаменитой книге «Эра пустоты» для описания человеком времен отсутствия главного пользуется фрейдовским термином «нарциссизм». Как помнит читатель, впервые, задолго до Фрейда, нарциссом Шарль Бодлер назвал потребителя гашиша — галлюциногенной формы марихуаны.

Нарцисс — герой древнегреческого мифа, влюбившийся в собственное изображение и осужденный за это богами Олимпа.

Фрейд разделял «первичный нарциссизм», возникающий в раннем периоде детства, когда половая энергия ребенка (либидо) обращена полностью на самого себя, и «вторичный нарциссизм», который и имеет в виду Липо-вецки.

Вторичный нарциссизм, по Фрейду, — это изъятие человеком либидо от объектов внешнего мира и обращение его вновь на самого себя. Липовецки считает, что человек новейшего времени не способен выделить из равнозначных объектов и идей внешнего мира главные из-за их невероятного изобилия. На языке Фрейда это обозначает невозможность выбора объектов, которые заслуживают или не заслуживают нагрузки либидо — приложения внимания, интереса или любви.

По Липовецки, единственный способ самозащиты распадающегося «Я» от гибели — это вторичный нарциссизм — полная и окончательная влюбленность человека в самого себя. Обращение либидо взрослого на себя обозначает одновременно и полную отгороженность от внешнего мира. Внешние по отношению к «Я» люди и вещи оцениваются только через призму их способности или неспособности приносить удовольствие:

«Нарцисс запущен на орбиту. Неонарциссизму недостаточно нейтрализовать социальный мир, лишая его институты эмоционального значения; на этот раз обесценивается само «Я», оно теряет свою идентичность, причем, как ни парадоксально, благодаря своему сверхобогащению (потенциально бесконечному количеству доступных объектов и идей. — А.Д.). Подобно тому, как общественная сфера эмоционально опустошается вследствие избытка информации, наше «Я» утрачивает свои ориентиры и свою целостность благодаря избытку внимания к себе самому: «Я» становится расплывчатым. Повсюду исчезает весомая реальность…

Именно распад этого «Я» вырабатывает новую разрешительную и гедонистическую этику: усилия больше не в моде; все, что является принуждением или жесткой дисциплиной, обесценивается в пользу культа желаний и их немедленного удовлетворения…

Свободные ассоциации, творческая спонтанность и ненаправленность, наша культура самовыражения и наша идеология благополучия поощряют дисперсию в ущерб концентрации, временное вместо постоянного — все это работает на расчленение «Я», на уничтожение организованных и синтетических психических систем…