LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости

С утратой продуктивности (развитие «застоя») личность обедняется (инфляция!) и испытывает чувство безнадежности и бессмысленности жизни. Эти чувства Эриксон и назвал «кризисом старшего возраста».

Для нас сущность кризиса зрелости выглядит гораздо сложнее. Формирование «Я» в ранней зрелости завершает тот период, который, исходя из христианских представлений, можно считать этапом формирования образа Бога в человеческой душе. Теперь в возрасте средней зрелости образ должен превратиться в подобие. Это возраст творчества взрослой личности.

Николай Бердяев в 1914 году определил смысл человеческого творчества как попытку повторения творчества Божественного:

«Подобие Божие должно хотя бы попытаться повторить Божественное делание. Как Бог создал наш мир — так и человек чувствует себя должным создать свой собственный».

Творчество — это трансформация влечения к расширению своего «Я» (эгодиастолы) в потребность расширить возможности своего делания. Творчество возможно только ради другого человека — и никогда для самого себя. Только улучшение жизни, обострение чувств, обогащение опытом другой личности как результат моего творчества может дать мне ощущение, что творческий акт состоялся.

Эриксоновский «застой» — это состояние прямо противоположное творчеству — медленное проваливание виртуальной личности в глубины самого себя — «аутизм» — по представлениям как И.А. Ильина, так и современной психиатрии.

Но как понятие «творчество», так и сами возможности делания в «виртуальной» культуре незаметно, но непоправимо видоизменяются. Мир «аутистов» и «нарциссов» подменяет альтруистический творческий акт эгоистическим «самовыражением».

Вот как описывает этот феномен все тот же энциклопедист от «Эры пустоты» Ж. Липовецки:

«…Каждый хочет поделиться своим интимным опытом, каждый желает быть услышанным, но происходит совсем как с граффити на стенах школы или в многочисленных художественных ателье: чем больше люди стараются выражать себя, тем меньше смысла мы находим в их выражениях; чем больше они стремятся к субъективности, тем нагляднее анонимность и пустота. Самое парадоксальное в том, что никто, по существу, не заинтересован в этом изобилии самовыражений…

Это и есть нарциссизм — самовыражение на все случаи жизни; первичность акта связи относительно характера сообщения, безразличное отношение к его содержанию (так в творческом акте метод подменяет сущность. — А.Д.), «игровое» поглощение смысла; сообщение, не имеющее ни цели, ни слушателей. Автор сообщения становится его же главным слушателем. В результате — изобилие спектаклей, выставок, интервью; слова, не имеющие ни для кого никакого значения, которые даже не разряжают обстановку; речь идет совсем о другом — о возможности и желании, независимо от характера «послания», о праве и желании нарцисса высказываться — высказываться ни о чем, просто высказываться ради самого себя, зато услышать свои слова, усиленные средствами массовой информации».

Последнюю, восьмую стадию жизни человека Эриксон характеризовал «кризисом» «эго» — интеграция — отчаяние». Возраст от 65 лет до смерти завершает жизнь человека. По убеждению Эриксона, последнюю фазу зрелости характеризует не столько качественно новый кризис, сколько суммирована и переоценка всех предыдущих стадий развития.

«Только у того, кто каким-то образом заботился о делах и людях, — писал Эриксон в 1963 году, — кто переживал триумфы и поражения в жизни, кто был вдохновителем для других и выдвигал идеи, — только у того могут постепенно созревать плоды семи предшествующих стадий. Я не знаю лучшего определения для этого, как эго-интеграция».

Чувство интеграции проистекает из способности человека охватить взглядом всю свою прошлую жизнь и смиренно, но твердо сказать себе: «Я доволен». Таких людей не пугает неотвратимость смерти, так как они видят свое продолжение в потомках или в своих творческих достижениях.

Для характеристики интеграции Эриксон и использует слово «мудрость». Но в то же самое время он отмечает:

«Мудрость старости отдает себе отчет в относительности всех знаний, приобретенных человеком на протяжении жизни. Мудрость — это осознание безусловного значения жизни перед лицом смерти» (Erikson, 1982).

Несмотря на оптимизм высказываний ученого-материалиста, «чувство относительности всех знаний» привносит в его определение мудрости тщетно скрываемое отчаяние. Единственная идеология, которую принимал сам Эриксон, не в состоянии дать надежду на жизнь вечную.

На противоположном полюсе «кризиса» старости находятся люди, Относящиеся к своей жизни как к череде ошибок и нереализованных возможностей. Теперь на закате жизни они осознают, что слишком поздно начинать все сначала или искать новые пути к достижению целостности своего «Я».

Старость и ожидание смерти ставит все на свои места.

Личность перед лицом смерти не в состоянии оправдать себя ни собственным «нарциссизмом», ни «виртуальностью» культуры.