Лу Саломе

«Бывает, что для всей жизни наступает момент, когда стремишься к новому дебюту, разновидности возрождения, и формулировка, определяющая чувственную зрелость как второе рождение, верна. Но именно из-за медлительности моего созревания неполный опыт любви хранил для меня несравнимое, уникальное очарование, сопряжённое с ощущением неопровержимой подлинности, так что всё это не нуждалось ни в каких проверках».

Лу разрывалась между состоянием глубокого духовного комфорта, который несла близость с пастором, и всевозрастающей тревожностью, беспокойством, в коих она не решалась ему сознаться, боясь нарушить хрупкое равновесие их связи. Гийо же втайне думал о разводе: он был убеждён, что она, которая с такой готовностью и усердием принимала все его знания и замечания, когда пробудится к полной жизни, без труда примет и этот план.

Гийо ещё предстояло узнать, что эта женщина никогда никому не будет полностью покорна, неизменно сохраняя исключительное право на независимые решения.

Развязку ускорила смерть отца Лу. Он умер 23 февраля 1879 года. Гийо настоял, чтобы она рассказала матери об их уроках. Смирившись с этим требованием, Лу сделала это на свой манер — с полной непосредственностью она вечером заявила матери: «Возвращаюсь от Гийо». И ничего не пожелала добавить. Не помогли ни истерические спазмы, ни допросы матери. Всё свелось, как и спланировал Гийо, к необходимости встречи родительницы и учителя.

Лу, прислушивавшаяся за дверью к разговору, запомнила только две фразы:

«Вы виноваты перед моей дочерью!» — кричала мать.

«Хочу быть виновным перед этим ребёнком», — отвечал Гийо.

Услышав это, Лу не почувствовала никакого женского триумфа, а лишь удовлетворение, что мать, похоже, осажена и, возможно, не станет противиться дальнейшим урокам.

Разговор закончился тем, что Гийо попросил у г-жи Саломе руки её дочери. Такой поворот событий поверг Лу в шок… Она пережила это как вторую богоутрату.