Лу Саломе

«Нет дороги от сублимации к сублимации, как нет пути от вершины к вершине, без погружения в лежащую между ними пропасть. Наиболее „подкожные“ движущие силы активизируются при духовном творчестве, а наиболее высокие сублимации являются следствиями извержений из наиболее глубоких пропастей. Везде, где идеализируются объекты и сублимируются влечения, есть что-то спрятанное, приглушённое. Однако всегда есть больше причин, чем только эти…»

Неизвестно, что с самого начала было «приглушено» в их отношениях, кое-кто считает, что Лу увидела в Андреасе некоторые черты своего отца, Густава фон Саломе. И если отношения с Рэ она всегда ощущала как союз брата и сестры, то Андреаса она хотела уважать как понимающего и заботливого отца. Действительно, они часто шутя называли друг друга «старичок» и «доченька». И в таком контексте начинает проступать различие для Лу между этими двумя бесполыми союзами. Жизнь, впрочем, показала, что в брате она нуждалась не менее остро, чем в отце. Она откровенно пишет о разрыве с Рэ как об одном из примеров, когда она не выбрала то, что сама чувствовала как естественное и правильное.

Рэ исчез после её помолвки с Андреасом, оставив лишь краткую записку: «Сжалься, не ищи». И Лу объясняет его отъезд неспособностью Пауля поверить в то, как он был важен для неё, его хроническим сомнением в возможности любви к нему. В свою очередь, она не сумела убедительно объяснить Андреасу суть собственных отношений с Рэ или назвать границы этих отношений. И хотя свобода продолжать встречаться с Паулем была частью брачного контракта, Андреас не позволил бы ей объяснить ему всё это.

И Рэ даже не подозревал, что Лу нуждалась в нем больше, чем когда-либо, что её преследовали мучительные сны о нём, от которых она просыпалась в тягостном и угнетённом состоянии духа. Она особенно нуждалась в нём, вступив в отношения с Андреасом, «потому что то мистическое принуждение, под влиянием которого я предприняла этот безвозвратный шаг, отделило меня не только от Рэ, но и от меня самой». Не следует, впрочем, заблуждаться насчёт того смысла, который Лу вложила в слово «принуждение»: это не было каким-либо насилием со стороны Андреаса. Скорее, это было наваждением некоего чувства неизбежности и судьбинной необходимости быть вместе, которое безраздельно владело Андреасом и которым он загипнотизировал и Лу: «В конечном счёте он, должно быть, был прав в своей уверенности, что мы принадлежали друг другу».

Сохранилось описание Лу вечера перед помолвкой, когда Андреас схватил нож, лежавший у неё на столе, и вонзил его в грудь — это был аффективный способ убедить её в том, что они должны пожениться. Саломе вспоминает, что доктор, которого вызвали ухаживать за Андреасом, явно подозревал её: едва ли он мог понять, что это был знак выражения их взаимного отчаяния и замешательства перед законом неизбежной принадлежности друг другу, которому она всё ещё пыталась воспротивиться.

Интересны слова Лу о значении в её жизни «непроизвольных выборов», когда мотивы её поведения вырастали из подсознательного знания в большей мере, чем из тщательно продуманной сознательной позиции. Она приводит два примера непроизвольных выборов в своей жизни.

Первым был отказ конфирмоваться в родительской церкви, после того как ей приснился сон, в котором она услышала себя говорящей «нет». Она пыталась бороться со своим порывом, но это знание о будущем поступке было абсолютным и необратимым, потому что исходило из глубины её самой. Она пишет, что невозможно когда-либо однозначно объяснить наши непроизвольные решения или оценки, но всё же мы пытаемся «пришпилить» их, а они продолжают от нас ускользать. «И вдруг застываешь перед свершённостью факта, полностью изменяющего наши жизни навсегда».