Лубянка, 23

…Товарищ, товарищ,
За что же мы боролись,
За что же проливали свою кровь?
За мазаные губки,
Колени ниже юбки,
За туфли на высоком каблуке?..
За фетровые боты,
Пальто из коверкоты,
За…

Дальше не помню, но хоть за это боролись бы, а то ведь вообще — за какую-то смутную утопическую идею, за ложную свободу и такие же равенство и братство.

Месяца за полтора до болезни и смерти вождя (словечко-то какое — из лексикона варварских племен) во всех газетах появилось сообщение о раскрытии хорошо законспирированной террористической группы «убийц в белых халатах», матерых агентов американской и английской разведок, активистов еврейской буржуазной организации «Джойнт».

Нет, им ставилось в вину не преступно плохое лечение пациентов в переполненных поликлиниках и больницах для простого люда, не опоздание к умирающему, кого можно было еще спасти, не взятки и поборы; даже не то, что после операции на желудке или кишечнике порою там обнаруживались забытые хирургами скальпели или ножницы, — их сажали в тюрьмы, били, заковывали в кандалы за то, что в процессе лечения некоторых знатных большевиков они, вражьи морды, так и не сумели обеспечить им бессмертие. Заодно, по секретному распоряжению Сталина, из подследственных выбивали показания против тех самых «знатных», кого эти «убийцы» так плохо лечили, — на Молотова, Мехлиса, Микояна, Кагановича, Ворошилова. От которых Сталин возжелал тогда поскорей избавиться…

Однако в начале марта что-то произошло. Чьи-то мольбы или молитвы были кем-то где-то услышаны… Подобное уже случалось, рассказывают знающие люди, лет за триста до нашей эры, при царе персидском Артаксерксе, когда молитвами царицы Эсфири и ее родственника Мардохея был спасен от уничтожения целый народ. Однако в начале марта опять немножко повезло некоему ловкому народцу, и одним из первых ощутили на себе признаки грядущих перемен «убийцы-врачи» — когда во время допросов следователи вдруг перестали бить по лицу и почкам и начали, как бы невзначай, интересоваться, выживет ли их любимый дядя или шурин, если у того болезнь с такими-то — перечислялись опубликованные в газетах симптомы заболевания Сталина — проявлениями? Получив квалифицированный отрицательный ответ, следователь задумчиво глядел на истерзанного заключенного и как-то даже ласково отпускал обратно в камеру (впрочем, главному врачу Боткинской больницы не повезло: он все-таки умер от истязаний)…

Через месяц после смерти Сталина врачей-киллеров выпустили на волю, и уже вскоре неунывающие шутники распевали песенку на мотив популярного вальса «В городском саду»:

Дорогой профессор Вовси,
Друг ты наш и брат,
Оказалося, что вовсе
Ты не виноват:
Это все явилось
Результатом блядских штук
Интриганки и шпиенки
Лидки Тимашук…

Дорогой профессор Фельдман,
Ухо-горло-нос,
Ты держал себя, как Тельман,
Идя на допрос.
Вы лечили днем и ночью,
Не смыкая глаз,
А легавая зараза
Капала на вас…

2

Стоп!.. Вынужден ударить по тормозам, потому как чую: наступает окончательный кризис жанра. Лично у меня. Повествовательного жанра, сиречь беллетристики. Той самой, которую на склоне лет подверг осуждению Лев Толстой в числе прочих людских пороков, к коим причислял похоть, корысть, наличие собственности, обман, безделье. Классик пришел к выводу, что худ. литература и есть обман, да еще опасно претендующий наставлять, учить уму-разуму… Быть может, именно поэтому многие из хорошо знакомых мне любителей книг, и я в их числе, давно уже стали отдавать предпочтение литературе мемуарной, дневникам и письмам. А романы… Бог с ними, с этими выдумками. Впрочем, навыдумывать вволю можно и в самых правдивых воспоминаниях, ибо, знаю по себе, рука не всегда отвечает за память, память за руку, и, кроме того, существует такое юридическое понятие как добросовестное заблуждение. Но все же, думаю, не станете спорить: в мемуарах куда скорее, чем в романах, можно добраться до сути, понять, «что есть что», не задерживая внимания на всевозможных украшательствах — так называемых жанрах, стилях, фигурах, диалектизмах, вульгаризмах, архаизмах, а также беспардонных гиперболах, дерзких эпитетах и, не побоюсь этого слова, синекдохах.