Лубянка, 23

— Ты пользуешься непроверенной информацией, — сказал я Гургену. — Это для газетчика чревато…

— Я этого информатора больше печатать не буду, — обещал он. — Пошли в лес. Там тихо.

Насчет печатанья он сказал, конечно, в шутку, но я почему-то подумал, что мне бы не хотелось работать у него в подчинении. И ни у кого вообще…

В лесу было в самом деле тихо, если не слушать, как Гурген что-то рассказывает про «вторую полосу» в их газете. И еще тишина нарушалась умоляющим голосом Ани, когда она говорила: «Ашотик, мама тебя просит, не снимай сандалии», и еще: «Не бей дядю Юру веткой, мама тебя просит…»

А потом из-за очередного дерева показался какой-то черный клубок и покатился прямо на нас.

— Назад, Каро! — раздался голос, и мы увидели высокого немолодого мужчину с бритой головой. В руке у него была бутылка с пивом «Жигулевское».

— Смотри, Ашотик, какой чудесный пудель, — сказала Аня про черный клубок.

— Этот пудель называется «спаниель», — уточнил мужчина. — Ко мне, Каро!

Ашот протянул Каро ветку, от которой тот брезгливо отвернулся, тогда Ашот погладил его, что было принято снисходительно. Аня испуганно вскрикнула, но хозяин собаки заверил ее, что детей Каро не кусает.

— Ходите с ним? — спросил Гурген на профессиональном языке охотников. — По перу?

— А как же, — ответил мужчина.

— Хорошо работает?

— Неплохо.

— В холке он сколько у вас? — продолжал Гурген деловитым тоном.

— Сорок пять.

— Лапы в комке? Поиск хороший?

Мужчина испытующе поглядел на Гургена.

— Охотник, что ли? Лесник или полевщик?

Но Гурген, как видно, исчерпал уже все известные ему охотничьи термины и потому честно ответил:

— Да нет, я так… любитель. Из книжек больше. У Тургенева Ивана Сергеича, у Пришвина.

— Тогда скажу, как для любителя: поиск у этих собак энергичный, нешироким челноком, а потяжка более быстрая, чем у легавых. Мой однажды причуял бекаса против ветра на расстоянии в двадцать пять шагов, представляете?

Мы с Гургеном сделали вид, что представляем, а жалостливая Аня спросила, глядя на короткий беспрерывно виляющий хвост Каро:

— Для чего им, бедняжечкам, хвосты отрубают? Это ведь больно.

— Хвосты не рубят, а купируют, — внес поправку мужчина. — Сидеть!

Это он сказал Каро, который сразу уселся и продолжал вилять хвостом под собой, отчего бока у него дрожали, как будто ему холодно.

Признаться, я до сих пор думал, что купируют только железнодорожные вагоны, отчего их так и называют — «купированные», но, оказалось, и собачьи хвосты тоже.

Пока я свыкался с этой мыслью, наш новый знакомый начал весьма подробно объяснять Ане, почему у спаниелей нет доброй половины хвоста: причиной тому частота и скорость их виляния, в результате чего они во время охоты на болотную дичь раздирали бы его в кровь об осоку или камыш.

— И какова же скорость виляния? — поинтересовался любознательный Гурген.

Хозяин Каро призадумался.

— Полагаю, — ответил он потом, — э… э… в среднем около ста в минуту. Если не больше… Но это что… А вот, как вы думаете, сколько собака различает запахов?

Аня предположила, что пять. Мы с Гургеном сразу накинули еще полсотни.

— Сто! — сказал Ашотик: он уже хорошо знал эту цифру.

— Около сорока тысяч! — победоносно воскликнул мужчина, потрясая пивной бутылкой. — Что, не ожидали?.. Вот вы словарями, наверное, пользуетесь, — при этом он посмотрел почему-то на Гургена, — иностранными и другими, книжки читаете. Сколько в них слов?

— В моем толковом русского языка, — сказал Гурген, — пятьдесят семь тысяч. В орфографическом — сто десять тысяч.

— В двухтомном англо-русском, — припомнил я, — аж сто пятьдесят.

— Но разговариваем-то мы от силы с помощью всего нескольких тысяч, — виноватым голосом сказала Аня.

— Вот видите! — обрадовался хозяин Каро. — А собака общается с нами и со всей природой на языке многих тысяч запахов.

И все мы с уважением посмотрели на черный влажный собачий нос.

Ашотик, кому были не слишком интересны эти подсчеты, спросил человека с бутылкой:

— А ваша собака… она может найти чего-то, если спрятать?

— Еще как! Давай какую-нибудь вещь.

Не долго думая, Ашотик стащил с ноги сандалию. Аня попыталась возразить, но хозяин Каро успокоил ее, сказав, что в крайнем случае, отдаст мальчику свои ботинки сорок шестого размера. После чего дал Каро понюхать сандалию, велел сидеть, опустил бутылку с пивом в карман и с сандалией в руке скрылся в кустах. Слышно было, как хрустели сучья под его тяжелыми шагами.

— Теперь сам не найду, — сказал он, когда вернулся. — Вся надежда на Каро.

— Ой, а как же?.. — воскликнула Аня, и мужчина подмигнул ей.

— Обижаете, дама, — сказал он. — Такая собака да не найдет?.. Ищи, Каро!

Тот сорвался с места, но побежал куда-то в сторону, и Гурген с огорчением крякнул, однако мужчина его успокоил:

— Не переживайте. Собака будет делать круги и постепенно сужать их, пока не причует дичь.

— Сандалию, — поправил его Ашотик.

— Ему все равно, сынок. Для него главное не форма и не цвет… Цвета они вроде бы не очень различают. Главное для них запах.

— Бедняжки, — сказала Аня. — Как ужасно: не видеть голубого неба, зелени…