Лубянка — Экибастуз. Лагерные записки

На следующий день, после работы, крайне заинтересованный, я подошел к их палатке. Этой группы ребят там уже не было, и больше я их не видел. Скорей всего, они «рванули когти» всей бригадой и, наверное, удачно. Иначе их растерзанные тела привезли бы и бросили возле вахты для устрашения зэков.

Так поступили с убитым беглецом Петушковым, мелким воришкой, приехавшим в нашем «купе». Известно, что блатарям «в законе» работать не положено. Поэтому Петушков всячески «филонил», то есть бездельничал, как мог. Охранявший бригаду стрелок, еще принадлежавший к «золотому фонду» тридцать седьмого — тридцать восьмого годков, приказал ему раздеться донага и поставил его на пень. Петушков не выдержал истязания полчищами комаров, сорвался с места, бессмысленно побежал. Стрелок уложил его почти в упор как беглеца.

Инженеры

Наша дружина не теряла даром времени в этапной камере, и потому мы приехали с вполне сложившимся мнением об отношении к общим работам:

— день «кантовки» — залог жизни;

— ни одного дня на общих;

— работа не медведь, в лес не убежит;

— от работы лошади дохнут;

— без «туфты» и аммонала не построить бы канала;

— согласны отбыть срок, но не согласны, чтобы он кончился досрочно вместе с нашей жизнью.

И во время этой пока что прелюдии общих работ, про которые говорят «не бей лежачего», мы вели себя соответственно — старались ничего не делать, беречь свои силы.

Совсем иным было поведение во время карантина инженеров из нашего этапа. Все они были старше нас лет на десять. Когда подавали платформу с лесом для погрузки, они прямо рвались в бой, хватали самые тяжелые бревна и, пыжась изо всех сил, закатывали их вверх по наклонно положенным лежням. Мы же в это время беседовали, посмеивались, отдыхали и иногда подавали бревнышко полегче.

С лагерной точки зрения, их поведение было глупо, ибо норму выполнять было не обязательно. Но ларчик просто открывался: оказывается, они надеялись на то, что за «энтузиазм» их оставят в механических мастерских. Они не учли, что распределение зависело в первую очередь от статьи, пункта и срока. Те немногие из инженеров, у кого, вроде меня, был самый легкий десятый пункт пятьдесят восьмой статьи (58–10) с пятилетним сроком, имели шанс попасть в механическую мастерскую или в паровозное депо. Но одного этого было совершенно недостаточно. Необходимы были еще следующие условия: потребность в таких работниках, отсутствие противодействия ведущих зэков мастерской, а еще лучше — их помощь, отсутствие «вето» оперуполномоченного, умение, не моргнув глазом, согласиться на любую предложенную там работу, даже в том случае, если у тебя о ней самое смутное представление. Большинство приехавших с нами инженеров было осуждено за «вредительство» (58-7) и «диверсии» (58-9), имели срока наказания в 10, 15 и 20 лет. Эти маститые инженеры, механики, многоопытные конструкторы были отправлены на лесоповал; все, кроме троих, погибли в первую же зиму.

Дней через десять по прибытии наш этап начали разводить по лагпунктам. Основную массу двинули на лесоповал; кое-кто устроился под крышей; бытовики и бывшие чины НКВД закреплялись в «зонах» на должностях «придурков», поляков увезли из лагеря…

Стремительно надвигался жуткий голод. Все запасы были съедены к началу сентября.

Невозможные «общереспубликанские» нормы выработки были оставлены на невыполнимом уровне. Никаких новых коэффициентов, учитывающих сложившуюся обстановку, введено не было. Это было равносильно сознательному массовому убийству…

Кто «доходит» быстрее

В Москве, в предэтапную ночь мы познакомились с инженером-авиационником, которого привезли из закрытого тюремного конструкторского бюро, руководимого знаменитым Туполевым в его бытность заключенным. Инженера, обрусевшего немца, звали Георгий Леймер. Посадили его в начале тридцать седьмого. Он был в лагерях уничтожения и погиб бы там, если бы не вызволил Туполев. В начале войны его, как И других немцев и венгров, отправили на этап. Он легче всех переносил лагерные невзгоды и был гораздо лучше нас приспособлен к этой жизни. Мы в шутку говорили, что когда все передохнут, то он, Жорж, останется последним живым зэком.

Я полюбил его за неизменную веселость, бодрость и уверенность в себе. Ему было лет сорок. Он имел срок десять лет по седьмому пункту все той же пятьдесят восьмой, то есть был «вредителем». С такими данными он имел все основания загреметь на лесоповал. Но случилось невероятное. Пока нас во время карантина выводили за зону, он завязал знакомство с начальницей второй части мадам Ткачевой и доказал ей, что он и приехавшие с ним инженеры наладят производство, увеличат выпуск и прочие показатели. Мех-мастерская была в руках стукачей. Обнаглевшие плановик, конструктор, бухгалтер, счетовод опротивели даже самому лагерному начальству. Поэтому Жоржу удалось их свалить и заменить собой и подходящими малосрочниками из нашего этапа. Сам Жорж стал плановиком, наш друг Юрий занял место конструктора.