С точки зрения лагерной этики, посягать на «живое» место недопустимо. Но тебя будут лишь приветствовать, если ты сумеешь сковырнуть стукача; предприятие, впрочем, довольно опасное.
Конструкторский стаж у Юры был больше моего, он имел значительный опыт и как конструктор был одареннее. Я, конечно, и не претендовал на эту должность. Но Жорж объяснил мне, что начальник недоволен нормировщиком, и я могу занять его место. Эту работу выполнял товарищ по Бутырской тюрьме Борис Р., приехавший в лагерь месяца на два раньше нас. Нравы были жестокие. Если Бориса снимут, то через неделю спишут с бригады, и он погибнет на общих работах. Когда меня вызвал начальник, я расхвалил Бориса и сослался на свое незнание данной работы. Жорж и Юрий сумели переломить настроение начальника: Борис остался в мастерской.
Мне надо бы попроситься на станок, я же заявил, что хочу работать слесарем. За эту ошибку можно было поплатиться жизнью. Работа в мастерской велась в две смены и каждая работала по двенадцати часов с перерывом в тридцать минут. Я попал в ночную и должен был опиливать грани гаек под ключи в 22 и 27 миллиметров при норме 70 штук за смену. Превратив себя в робота, я обрабатывал не более 50 штук. При таком невыполнении мне могли выписать штрафную пайку в 300 граммов, но Борис проводил ежедневно по 600 граммов. Проработав так двадцать дней, я понял, что сил у меня надолго не хватит — я начал «доплывать».
Мне хочется поделиться интересным наблюдением, которое я сделал на вторую или третью ночь. Совершая по одиннадцати часов одно и то же движение напильником, нажимая на него, чтобы снимать требуемые нормой выработки слои стружек, я чисто телесно ощутил переключение к рукам и туловищу питательных соков, до тех пор как-то незаметно шедших в голову. Это противное ощущение я помню до сих пор. Оно было связано с чувством постепенного отупения. Значит, у человека физического труда жизненно важные токи, в основном, направляются в части тела, участвующие в выполнении ежедневных работ. Это наблюдение, которое может быть проверено в строго научной обстановке специальной лаборатории, дает ответ на вопрос, почему при прочих равных условиях люди умственного труда «доходят» обычно быстрее тех, кто постоянно работает физически. Первым для того. чтобы сравняться со вторыми, надо до предела сократить свою умственную деятельность, давно уже ставшую для них второй натурой. Но это надо знать заранее и обладать очень сильной волей, чтобы сразу нарушить многолетнюю привычку. Таких людей мало, и поэтому истощенный человек умственного труда, попадая в обстановку, где от него требуется непосильная работа, не успевает отучиться от привычной мозговой деятельности и некоторое время вынужден использовать питание, грубо говоря, на два потока, тогда как у работника физического труда преобладает лишь один.
Вот как протекала ускоренная гибель людей умственного труда в истребительных условиях лагерей военного времени. Из тюрьмы и с этапа прибывает уже очень истощенный человек. Его ставят на непривычную, непосильную работу, держа при этом на ничтожном пайке. В первые дни расход энергии почти удваивается из-за неведения и неумения решительно перестроиться. Этого оказывается достаточным, чтобы стремительно вывести его из строя. Люди физического труда выходили из строя неделей-двумя позднее. Более полная реакция людей умственного труда на воздействия окружающей среды действовала также против них. Чувства, эмоции тоже требуют своей доли расхода энергии. Отупелое существо находилось в лучших условиях, чем человек легко ранимый, глубоко чувствующий, сильно переживающий. И отсюда — страшное уничтожение образованных и мыслящих людей, особенно в условиях лагерей военных лет. В 1945 году на Воркуте я тщетно разыскивал многих людей, которые прошли за четыре месяца через мою камеру на воркутинские этапы. Но за три года, хотя я имел, благодаря тому, что работал инженером, пропуск в ряд лагпунктов в радиусе около 30 километров от города Воркуты, я встретил только одного Бриля, бывшего начальника НКВД в Ташкенте. Об остальных не сохранилось и воспоминания.
Конечно, люди физического труда гибли еще в большем количестве, ибо преобладали численно. Но при прочих равных условиях они были все же более приспособлены к тем жутким условиям и поэтому держались несколько дольше. В условиях зимы 1941-42 года из тюрем прибывали столь истощенные люди, что многие из них выдерживали работу на лесоповале не больше двух недель — месяца.
О людях, пламенно верующих в Бога и владеющих силой молитвы, надо сказать особо. Закономерности физиологии и физики, естественно, оставались неизменными, но сфера духовности вносила свой вклад, который мог повлиять на самую безнадежную ситуацию, принести исцеление, надоумить, сконцентрировать силу… Эта громадная область ждет своих исследователей, а своим опытом я поделюсь несколько позже, в главе двенадцатой.