Ко мне подсадили агента – он этого и не скрывал – Володю Кумаева. Их интересовали мои отношения с Березовским. И почему-то Пал Палыч Бородин. И до него агенты спрашивали о Бородине, о Татьяне Дьяченко, о семье Ельцина. Причём Ельцин тогда ещё президентом был, а они уже собирали на него компромат.
Разговоры, конечно, записывались. Так я Кумаева заводил на кошек. Он их любил невероятно, мог часами рассказывать. Задам вопрос, он с семьи президента перескочит на кошек и давай шпарить. Я представляю, как они там слушают эту пургу, и еле смех сдерживаю.
Кумаев сидел со мной как раз в период суда. В один из дней он начал говорить про бутырскую тюрьму – как там надо себя вести. Назвал два места, куда могу угодить: так называемый «кошкин дом» – это в башне, или в «аппендицит», в камеру 131, где отдельно сидят бывшие работники милиции и прокуратуры – по закону запрещается ментов вместе с уголовниками содержать.
В Африку!
Но на заседания суда меня возили в общем автозаке с уголовниками.
– Это же запрещено?
– Ну и что, что запрещено, – говорили, нет бензина. Да разве только из-за этого? Все офицеры, которые служат, понимают, что если перейдут дорогу своему начальству и попадут в тюрьму, то их, по сути, отдадут на расправу уголовникам. Они перестанут быть нужными. Даже ещё не осуждённые. На них все плюнут, кроме их семей. Вот так и со мной было.
Везли нас как-то в автозаке. По дороге из изолятора временного содержания на Петровке подсадили несколько человек, среди них Пичугу, известного вора. Его этапировали в «Матросскую тишину".
Вот он сел, и я впервые увидел, как вор, уважаемый в преступном мире, ведёт себя среди осуждённых. Вытащил сумку большую – «сидор» называется в тюрьме – достал сигареты, а они на вес золота, с фильтром особенно, и говорит: «Кто хочет покурить?» И всем начал раздавать. Потом попросил милиционера:
– Старшой, а передай в соседнюю камеру пачку сигарет ребятам покурить.
Тот отвечает, что не имеет права. Тогда Пичуга берёт ещё пачку и говорит:
– На, старшой, передай – одну себе, одну им. Милиционер одну пачку сигарет забрал себе, а вторую передан в соседнюю камеру. Пичуга объясняет:
– Вот видите, это мусор. – А тот слушает. – Мусор, мразь. Вот сейчас он за пачку сигарет продал своё служебное положение, присяге изменил, нарушил закон. В тюрьме есть люди, преступившие закон, и есть вот эти – мусора. Они от нас отличаются тем, что за копейку их можно купить. Если мы будем с ними за одним столом есть, то станем такими же. Поэтому от них надо ограждаться.
Он наглядно всем показал, как власть продаётся. Классическая ситуация. Потом представился: "Я вор, еду в «Матросскую тишину-. Кто-нибудь есть с –Матросской тишины»?» Один откликается: «Я». – «А кто там из воров?' – „Да там одни пиковые“. На тюремном языке – чёрные.
Тогда Пичуга и говорит: "Запомни, в тюрьме нет национальностей. Нету грузин, армян, русских, чёрных. Попал в тюрьму, живи по нашим законам, и нам без разницы, кто ты – негр, синий, зелёный. Никогда больше не говори – пиковые».
Пичуга – вот политработник. Наглядно всем показал, что нет у них чёрных, в отличие от нашей власти, которая гоняет кавказцев по улицам.
Пичуга меня узнал. В предыдущей жизни, когда я ещё был опером, а он гулял на воле, мы с ним сталкивались, но это – отдельная история. Он мне говорит: «Ничего. Всё нормально будет. Мы тебя знаем". Преступники, которые живут по понятиям, никогда честного мента не тронут. Если в тюрьме убивают прокурора или сотрудника милиции, девяносто девять процентов, что он взял взятку, а обещание не исполнил, или пытал-мучил – в общем, по беспределу человека в тюрьму посадил.
– И у тебя не было проблем с уголовниками?
– Было один раз. Через несколько дней снова повезли меня в суд, и тут вижу, подсаживают двоих бандитов из ясеневской группировки, которых я задерживал. Один тоже меня узнал, улыбается, спрашивает: «А в каком ты теперь звании?» – «Подполковник-, – говорю. А камера забита людьми – человек двадцать пять, в два раза сверх нормы. Он сразу завелся, кричит: "Братва, да это ж мусор, мусор!» И тут в автозаке гаснет свет. Ну, думаю, всё, мне конец.
А среди нас один серьёзный авторитет случился, вор по кличке Слепой. Он и говорит в темноте: "Не троньте его. Я его знаю. Этот мент отказался братву по подъездам стрелять, потому и сел. Братва, говорит, следит за твоим делом. Запомни, если что с тобой случится, то это мусорские дела. Мы здесь ни при чём, от нас зла не жди. Блатным, говорит, ты не станешь, потому как ты есть мент. Но будешь сидеть спокойно».
Я потом на суде протест заявил: «Что ж вы, говорю, делаете? С уголовниками меня возите, убить же могут!» А они – ноль внимания.
– А что он имел в виду, говоря «отказался братву по подъездам стрелять»?
– В криминальном мире прекрасно знали, что такое УРПО, что у нас, по сути, есть лицензия на беспредел, и знали, какая у каждого из нас репутация. Конкретно, думаю, он имел в виду историю с Метисом.