– Лёх, аллё, Катя просила, чтоб ты её не провожал – ну, типа, не хочет, чтобы видел её сейчас… Там Вар-Вара и Лида, они проводят. Завтра она тебе позвонит…
А я, про себя беззвучно-бессильно матерясь, теряюсь… Как, куда, блин, позвонит? – на деревню дядюшки?!.
Все Золушки, Снегурочки и Сине-Красные Шапочки как-то вмиг растаяли – видно, поехали по пути на той же машине. А златоцепочное бычьё напротив – как со своих цепей приличия сорвалось: вместо транса, бигбита и драм-н-бэйса вдруг зазвучало «по заказу трудящихся» куда более привычное!..
Резко срулив, я брёл уже по ночному городу… Денег на проезд не было. До безумия хотелось выжрать, а ещё больше и злее – что-нибудь разбить. Такие, блин, эмодзи, что нет для них картинок! Намеревался было заночевать, как пару раз уже с отчаяния со мной случалось, на лавочке в парке. Но под утро и летом нехило холодает, схватывают похмельный негатив и тряска, и всё равно приходится влачиться пешком домой или целых 10 км в Строитель к родственникам. Порывался даже вернуться на дискач, но желание выпивки пересиливало. И самое паскудное – что и на бутылку-то пива не наскрести!
Я следовал по Советской, всерьёз присматриваясь, что бы такое размандохать. Но желательно, чтоб тебя самого тут же не избанцали и не забрали в ментуру.
И вдруг – осенило. Помчался бегом, зарулил в знакомую подворотню, стремительно отлил, нырнул в тёмный дворик – здесь она родимая, в лопухах! Без труда нашарил недопитую бутылку водки, ещё в одной немного, даже что-то ещё сомнительное в стакане – залпом! Наконец, нашёл ещё полторашку пива: Пух от неё лишь из приличия отпил несколько глотков и сунул в заросли. Ежа, ерша! – я влил остатки водки в пиво и, не теряя времени, пошёл с этой смесью, на ходу её жадно выглатывая…
Какие звёзды – где-то там, в вышине… А здесь – жёлтый этот свет фонарный… Тоже ведь какой-то мистичный, особенно в ненастье и стоячую сырость осени, или в вот в такую одиночную тёплую полночь… Какой ветерок, какие запахи: понизу что-то гнилое, асфальтно-бензинное, а с размаху в лицо – летний уже, свежий – свободный! – ветрище…
Свернул у Кулька на Пионерскую – и вдруг в этом жёлтом безлюдстве освещения от черноты фонаря отделилась фигура. Такая же, видно, пьянь – на тех же примерно эмодзи!
Поворачивать и ретироваться не стал. Хорошо уж я знал эту дорожку – сколько раз тут столкнёшься, и сколько раз тебя не за что захотят отмутызить. Особенно всех раздражала – в натуре как тряпка красная бычьё – майка с товарищем Че. В те времена, стыдно сказать, в провинции это была ещё редкость, порой за сей лоскут с «Чё?!» Геварой цеплялись даже при свете дня – в автобусе, на остановке, во дворе.
– Я щас с тебя её сдеру! – знакомые словеса. Не уставал я поражаться, что для недавних советских граждан кубинский побратим Че – на привычном кумаче со звездою – «террорист», «фашист», «нахрена нацепил» и прочее.
Я остановился, аккуратно (думая, углядел ли он её в темноте) поставил баклажку в тень на асфальт…
И как только он, распустив грабли, дёрнулся вперёд, я – вместо обычного отпрыгнуть в сторону, стоять и ждать, чтобы так же грубо «отбазариться» или дать стрекоча – неожиданно для себя подпрыгнул, зарядив ему «с вертушк
Не какой-то алкаш задвохлый – здоровенный быкан в расцвете сил! Пока он изумлённо таращился, пытаясь ставить блоки клешнями и делал ещё какие-то телодвижения – я с однотипного пятого удара в голову-шею сшиб его с ног.
Он, как туша борова, хряснулся на камень татами. Будешь теперь знать, что аморальные панты марала могут и поотшибать!
Хотелось ещё добить. Но я вовремя опомнился, и, озираясь, нет ли кого, поспешил «от тела Гектора» по улочке вниз, по мере осознания убыстряя шаг. Надо было скрыться в темноте, а дальше уже частный сектор…
Под мостом на Клубной я отдышался и отсиделся на плите в пыльных зарослях, тревожно покуривая… Забыл уже, что подобрал ведь там в лопухах штук шесть увесистых бычков и одну даже целую полурастоптанную сигаретину, которая теперь ещё чудом сохранилась – за ухом!
«Честер», не хухры махры!.. И тут ещё вспомнил – баклажка!
Я понимал уже, что спасло меня лишь
И всё же ночь без «анестетика» я уже себе не представлял – выждав минут десять (пока чинно-одиноко проползёт по мосту, пробивая всё вокруг оранжево-жёлтым лучом мигалки, милицейский «козёльчик»), едва ли не бегом вернулся.
Но «божественная хаома» уже испарилась.
9.
Утром с бодунища проснулся крайне рано, вспоминал всё дискотеку, каратэ с быком, пьянку в лопухах, походный приезд Кати – было ли всё это?!.