Луч во тьме

И кто надумал рыть это подземелье? С тех пор как они работают там, она не знает покоя. А вдруг завалит их… Кто спасет? Ведь и людей призвать нельзя — тайна. А тут еще у соседей немецкие солдаты поселились, полдома заняли. Как бы не заметили ее хлопцев, когда они по ночам землю из своей шахты таскают… А вчера внучек соседский, бойкий такой Юрко допытывался: «Бабушка, а где ваш дядя Володя? Воюет, да?». Забилось сердце у Веры Давыдовны. «Воюет, деточка, воюет». — «И мой папа воюет, и я пойду в партизаны», — обрадовался Юрко.

И почему это мальчик вдруг про Володьку спросил? Может, кто уж приметил ее соколика? Какое горе, что он оказался в захваченном немцами Киеве.

У Веры Давыдовны опять, как и в ту октябрьскую ночь, когда тихо постучали в окошко и она сквозь стекло увидела лицо сына, пробежал по спине холодок. А что, если кто-нибудь из соседей выдаст его? Небось, все вокруг знали активного комсомольца, советского командира Владимира Ананьева.

Наверно, никто его не видел. Днем он не выходит из дому, только по ночам на какой-то часик вылезет из сарая, чтобы подышать свежим воздухом. А в город никто из хлопцев не ходит. Повсюду на столбах гестаповцы расклеили объявления, обещая каждому, кто выдаст коммуниста, командира или еврея, тысячу рублей. А кто не хочет деньгами, может продуктами получить… Разве не найдется на Черной горе предателя, который на ее Володьке тысячу рублей захочет заработать?

Вера Давыдовна услышала, как тихо щелкнула дверь. Это Кочубей, вероятно, вынес во двор землю. «Хоть немного помогу беднягам», — подумала женщина и побрела к сараю.

2.

— Не журись, Гриць, все будет в порядке. Если он неожиданно возвратится, я открою окно, они выскочат и спрячутся в сарае. Вечер, темно, — говорит Петр Леонтьевич.

«Он» — это дальний родственник Тимченко — Анатолий. Ох, этот Анатолий! Бывает же такое в честной семье, — поселился в доме ничтожный слизняк. Из-за него Кочубей весь месяц, что рыли подкоп, скрывался у Ананьевых. Не доверяет этому артисту Кочубей. Разве пошел бы советский человек петь для немцев? Правда, оккупанты назвали оперу народной, но кто же из народа пойдет на эти спектакли, у кого сейчас в голове музыка и пение!

Анатолий все допытывается у Кочубея: «Что думаешь у немцев делать? Где пропадал целый месяц?»

Кочубей старался скрыть свое волнение, но Петра Леонтьевича трудно было обмануть. Да, сегодняшнее собрание очень беспокоит Кочубея. Может, и не следовало собираться у Тимченко? Но где же? После того, как они вырыли подземелье, решено к Ананьевым не ходить, чтобы не привлекать внимания к дому, связанному с будущей подпольной типографией. Пусть люди думают, что живет там одинокая женщина Вера Давыдовна. Но сегодня у Анатолия спектакль, а после спектаклей он обыкновенно ночует в театре. И Григорий отважился провести собрание.

За последние три недели у них много новостей. Во-первых, Черепанов поступил маляром в депо Киев-Московское. Он сразу получил голубую нарукавную повязку и «Arbeitskarte» — рабочую карточку, свидетельствующую о том, что он, Черепанов, «Deutsche Reishbanner» — немецкий железнодорожник. В свободное от работы время Валентин может ходить по городу. Во-вторых, он съездил в Бровары и разыскал там Ивана Ефимовича Поживилова, с которым Володя работал в детской колонии. Поживилов оказался хорошим человеком; без слов понял Вальку и помог ему собрать среди развалин бывшей типографии полную противогазную сумку шрифтов.

Иван Ефимович пообещал еще добыть, так что Вале придется еще разок съездить в Бровары.

И Володя Ананьев имеет работу. Смастерил ящик, разделил его на тридцать два отделения, получилась настоящая типографская касса, и разложил по ячейкам литеры. Володька радовался, как ребенок, когда набрал целую фразу: «Проклятье фашистам». Что из того, что буквы были неодинаковые! Он сделал несколько оттисков, и Вера Давыдовна разбросала по базару первые листовки.

И еще одно важное обстоятельство: Черепанов встретил на улице инженера Михаила Демьяненко, с которым до войны работал в Коростене на железной дороге. Валентин заверял Кочубея, что Демьяненко можно доверять. Кочубей уже имел свидание с Демьяненко. По всему видно, что это свой человек. Мучается тем, что оказался в оккупации. Тоже из окруженцев, попал в плен, бежал из лагеря, теперь голодает. Говорит: «Лучше отравлюсь, чем пойду работать на фашистов». Демьяненко случайно столкнулся в Броварах со своим товарищем инженером Кириллом Афанасьевичем Ткачевым, членом партии с 1919 года. Вот они-то и должны сейчас приехать к Кочубею.