Лучи смерти товарища Теслы

Глебов ещё раз посмотрел на тёмную отметину на полу. Нет, такой человек не мог поставить керосинку на пол и забыть. Не курит, печку не разжигал. Значит, пол прожгло что-то ещё, не связанное с комнатой. И, скорее всего, это было в ночь исчезновения: и запах свежий, и Трилович бы затёр прожжённый пол, либо попросил бы закрасить. Следователь вытащил из кармана портняжный метр, замерил расстояние: восемьдесят семь сантиметров от края пятна до кровати, девяносто четыре от другого края до стола, до стула пятьдесят два. Само пятно двадцать семь сантиметров в диаметре, правильной формы. Прикинул — как раз как его стопа. То есть, в принципе, в пятне мог стоять человек…

До обеда Клим Глебов расхаживал по «Полигону», прикидывая угол обзора. Получается, что вход в дом с комнатами «главных» расположен к глухой стене барака для остальных рабочих. При этом, если «вахтёр» выйдет покурить, то ему будет видно ступеньки и дверь, пусть и из-за угла. Дальше главная дорога, почти напротив склад — там точно никого. Есть ещё офицерский барак, но оттуда видно только окна дома «главных» и обитель Агнарова. Сам Яков Иосифович спал, да и окна его комнаты выходят на комнату Латыгина. Получается, единственный, кто мог что-то видеть — это охранявший барак для работяг «вахтёр».

Поговорив со Степанычем, как представился «вахтёр», следователь ничего нового не узнал. В ту ночь дежурил он же, выходил подымить перед сном, около полуночи — видел Кебучева, который докурил папиросу примерно в это время и зашёл в дом. Со слов «вахтёра», главный инженер всегда курит перед сном, примерно в одно и то же время… В первой справа от входа комнате горел свет — это не спал Сахаров. Он обычно поздно ложится. Никаких разговоров и посторонних звуков Степаныч не слышал. Вспомнил только, что у офицерского барака было двое полуночников, курили и о чём-то трепались. Но со спины «вахтёр» не узнал, кто именно это был.

До обеда оставалось немного времени, и Глебов решил отыскать Кебучева и поговорить с ним, что тот вспомнит.

Гавриил Платонович отыскался в КБ — старательно выводил схему электрического прибора замысловатой конструкции. Клим сразу узнал почерк на подписях под прибором — это Кебучев был автором чертежа на русском языке, обнаруженного на столе у Триловича.

— Гавриил Платонович, добрый день! Не помешаю?

— Сударь, дайте минут пять — и я весь внимание.

— Да, конечно. Спасибо.

Через пять минут главный инженер закончил свой чертёж, передал его инженерам в характерных синих комбинезонах и, добавив устно несколько указаний к выполнению чертежа, с улыбкой повернулся к следователю.

— Я вас внимательно слушаю. Товарищ…

— Клим Глебов, очень приятно. Прислан из Москвы…

— Я вас понял… Давайте пойдём, покурим.

Выйдя из конструкторского бюро, мужчины прошлись вдоль здания и встали под радиовышкой. Глебов обратил внимание, что курил Кебучев дорогие импортные папиросы, с необычным фильтром. И прикуривал не от спичек, как все, а от зажигалки — видел следователь такие только в «торгсине». Буржуйствует…

— Я вас слушаю, Клим Глебов. О чём конкретно вы хотели поговорить?

— В ту ночь, когда всё произошло… Вы последним зашли в здание из гражданских, около полуночи. Может, что-то слышали или видели? Заметили что-то необычное?

— В ту ночь — ровным счётом ничего. Тихо, спокойно, из-под двери Сахарова свет пробивается. У бараков рабочих курил «вахтёр» — я тому кивнул, мы с ним частенько дымим в одно время. Имени, правда, не знаю.

Клим обратил внимание на интонацию учёного.

— А до исчезновения бывали тут необычные случаи? Я имею в виду не эксперименты, а, так скажем, что-то ещё…

— Молодой человек, а что вы считаете необычным?

Следователь улыбнулся — хоть шестидесятилетний профессор и был почти в два раза старше, всё равно обращение несколько смутило. Прочистил горло.

— Ну… Вот у вас тут человек исчез. Взял и исчез, как будто растворился в воздухе. С пятном на полу и запахом в комнате как после дождя. Вот это для меня необычно, я такого за десять лет службы следователем ни разу не видел. Понимаете, о чём я?

— А, так всё-таки запах есть… Клим, вы в школе учились? Ну, хоть ЦПШ? Чего-нибудь дальше своей следственной науки смыслите? Вы не обижайтесь, я просто на примере Латыгина и Агнарова убедился, что даже те, кого сюда назначили, в физике ни в зуб ногой…

— Ну, скажем так — дураком я никогда не был… Третий в выпуске гимназии, неоконченное высшее вас устроит?

Гавриил Платонович смерил собеседника удивлённым взглядом.

— Из бывших… Это хорошо, очень хорошо… В общем, Климушка, в современной нам с вами физике происходят такие вещи, что и уму непостижимо. Только открытия Резерфорда и Планка чего стоят. А ещё Эйнштейн, Бор, Ферми, Майорана… В общем, мир меняется, тайны мироздания нам поддаются…

— Гавриил Платонович, вы, конечно, меня извините. Но к чему вы это?