Лучи жизни

- О, эти успокоительные заверения - лишь тормоза при спуске с горы, усмехнулся министр. - Мы-то успокаивать себя не можем. Все признаки перепроизводства налицо. Товары не находят сбыта, цены падают. Министерство уже наметило необходимые меры. Они помогут выправить положение. Мы намечаем заключить с фермерами контракты на сокращение посевов пшеницы на три миллиона гектаров. Разработаны и другие планы. Придется уничтожить излишки поголовья: до шести миллионов поросят и около миллиона свиноматок Я это говорю для того, профессор, чтобы вам стало совершенно ясно, насколько сейчас несвоевременны ваши опыты...

- Позвольте, - воскликнул Чьюз, - в стране миллионы безработных!

- Это другая сторона депрессии, - спокойно сказал министр.

- Но как же можно говорить об излишках, более того, как можно уничтожать пищу, когда миллионы людей голодают?

- Безработные не могут поглотить излишков, - возразил министр. Покупательная способность безработных низка.

- Неужели такая позорная вещь, как намеренная порча пищи, снова может повториться? - все более волнуясь, сказал Чьюз.

- Да, процветание длилось долго, и нам стало казаться, что оно и не кончится. Что делать! Не в наших силах удержать его.

- Варварство! - не выдержал Чьюз.

- По-человечески я вас понимаю, - как можно спокойнее сказал министр. - Но будьте объективны, и вы сами поймете, как наивно ваше негодование. Это все равно, как если бы профан (простите!), попав в операционную во время ампутации, назвал бы хирурга злодеем...

- Когда у людей нет аргументов, они заменяют их аналогиями! - со злобой бросил Чьюз. - Может быть, ампутация - несовершенный метод, и медицина, придет время, заменит его лучшими средствами, но сегодня это все-таки лечение. А уничтожение пищи - это не лечение, это самая отвратительная, позорная болезнь.

- А как бы вы поступили? - не скрывая своего раздражения, спросил министр. - Позвольте поинтересоваться, что сделали бы вы на моем месте?

- Отдал бы пищу безработным.

- Я вам сказал: у них нет денег.

- Бесплатно.

- Бесплатно?

Министр уставился на Чьюза. На мгновение он потерял дар речи, но вдруг, не выдержав, расхохотался.

- Вот так мера! Да на другой же день все бросят работу. Зачем работать, когда кормят даром! Нет, профессор, достаточно и того, что безработный получает пособие. Многих и это развращает...

- А мясо бросать в море можно? Вы согласны кормить бесплатно рыб, лишь бы не людей!..

- С вами трудно говорить, профессор, - министр откровенно сердился. Рабочие, даже безработные, - это покупатели, понимаете, это рынок. А море - не рынок. Выбрасывать пищу в море иногда и целесообразно. Но выбрасывать пищу бесплатно на рынок - это безумие! Поймите же, цель разумной политики в том, чтобы ликвидировать излишки, удержать цены от падения, а вы предлагаете снизить их до нуля!

Чьюз начинал понимать, что у министра действительно есть какая-то своя логика - такая же, как у Ферна, когда он доказывал, что уничтожение болезней вредно.

- Все же я не верю, чтобы страна, правительство могли одобрить это, сказал Чьюз.

- Президент одобрил. Чем решительнее будут меры, тем быстрее мы изживем депрессию. Явление это временное, скоро опять начнется подъем. А вот вы, профессор, своими лучами действительно вызвали бы хроническую депрессию. Два-три урожая в год, говорите вы, огромное поголовье скота... Да это катастрофа! Вы задушите нас обилием пищи!..

Чьюз уже не пытался возражать. На этот раз он ушел, не возмущаясь, не грозя разоблачением. Да и что было разоблачать: завтра они сами громко объявят о своей программе "лечения"!

8. Профессор Чьюз знакомится с новейшей астрологией

Уиггин (председатель правления "Чепиз нэйшнл бэнк"): До тех пор, пока деловая активность будет продолжаться, мы будем часто переживать кризисы. Нет такой комиссии и нет такого ума на свете, который мог бы этому помешать.

Лафоллет (сенатор): В таком случае вы полагаете, что способность человечества страдать беспредельна?

Уиггин: Я так думаю.

(Из протоколов сенатской комиссии Лафоллета, 72-й конгресс США, 1931 г.).

Роберт был поражен переменой, которая произошла с хозяином. Он уезжал в самом радостном настроении, а вернувшись, был мрачен и, главное, молчалив. Роберт знал, что молчание всегда выражало у профессора крайнюю степень раздражения. Случалось, что на профессора нападали припадки гневного крика или злобной язвительности, но они быстро проходили. Когда же хозяин впадал в молчание, дело было дрянь!

Действительно, день проходил за днем, а мрачное настроение Чьюза не рассеивалось. Он совершенно забросил лабораторию, заходил туда только ради опытов над Гарри. Дни и ночи сидел он в своем кабинете. Почти до утра там горел свет.