Лучик

Сёльца и деревеньки, – вся кажущаяся лузгой мякоть старой жизни, ставшая почвой для возникновения новых районов матушки Москвы, – за долгие века истории своего существования успела побывать и вотчиной опричников, и владениями опальных бояр. Имена их, до поры славные (как и приданные фамилиям деревеньки), при дальнейшем переписывании летописей по разным личным причинам потихоньку вымарывались, подчиняясь воле князей века сего, так что порой и памяти не оставалось о реальной истории этих мест. Нынешние жители спальных районов, махнувших за красные флажки МКАДа, обустраивались и приживались, как могли и как умели. И постепенно переносили засевшую занозой в душе тоску по родному дому, со всею полагающейся этому дому любовью и горделивой заботой (от которых, может быть, слишком поспешно и опрометчиво отказалась столица) на новые, отнюдь не целинные места проживания.

На перепаханном без ума поле гибли травы, вросшие за столетия в зону рискованного земледелия, – некогда, если честно, самой неказистостью тихой жизни своей обеспечивающие жизнь и цветение совсем других, не географических координат… Со срезанной бездушным лемехом цветоножки разлетался невесомый пух – никем неучтенные и несчитанные души; но они не согласны были оказаться закатанными в гумус, и старались выжить, со всею отчаянной решимостью дикого растения, неизвестно за что объявленного сорняком. Чуточку растеряно, но деловито обустраивались, привыкали к непривычному. Стиснув зубы, вгрызались корнем в суровые неудоби, цеплялись новыми побегами детей и внуков за терру-инкогниту; да, иногда кляли недобрым словом мачеху свою жизнь, но всё-таки прорастали, цвели и давали нехитрый плод. Узнавали, осмысляли старые апокрифы и легенды, и закладывали их в сундучки-кладенцы памяти, которые потом, как во времена бабушек-дедушек, можно будет с гордостью передать правнукам; разбивали садики на пустырях, мастерили лавочки и завалинки в изножьях многоэтажек, сочиняли новые анекдоты и былины… Потихоньку, упрямо, из разорённых непреодолимой силой гнезд и забытых за недосугом дедовых сказов, из глубин народной души, тоскующей по Родине, формировался новый патриотизм. Не в старинных кабаках на росстанях, а на форумах в соцсетях возникали сообщества, клубы и компании неравнодушных к прошлому, настоящему и будущему.

Новые аборигены не только оживили собой позаброшенные пустоши, но и вплели вновь открытые земли в вечность: однажды автор, добираясь последней электричкой с Киевского вокзала домой на дачу, на перегоне Солнечная – Перепалкино услышала потрясший её диалог.

– Скажите, – вежливо осведомился из плотно утрамбованной в тамбур толпы интеллигентный мужской голос, – а когда будет Перепалкино?..

И в ответ прозвучал грубый, не слишком трезвый, но потрясающе уверенный, и гордый своей правотой голос:

– А Перепалкино, брат, будет всегда.

Когда-то давно, в самом начале освоения, пригород слыл местом ссылки всякого отребья. Люберцы, Солнцево, Марьина Роща недоброй славой московских гетто торили дорогу в народную молву. Но прошло время, прогромыхали и прошелестели года, сменился век – и пригороды стали потихонечку распрямляться, подорожали и обросли благородными чертами тихой провинции. Там, рядом с новыми многоэтажками, ещё прячутся в вековых соснах и березах остатки дачных поселков, и влившаяся когда-то в мегаполис приземистая поселковая архитектура живет-поживает вполне благополучно, хоть и тесновато.

Бесконечные «Перекрестки» и «Дикси» на сегодняшний день там вполне современны – безличностны, вороваты и самоуверенны. Зато маленькие, в два обеденных стола площадью, минимаркеты, – наследники и восприемники деревенских сельпо, – по-прежнему знают в лицо всю свою, пусть сильно выросшую в количестве, клиентуру. Они обслуживают неторопливо и вдумчиво, страшно неохотно хамят, и всегда при случае спросят о здоровье родителей, благополучии детей и успехах внуков.

Ново-Перепалкино, конечно же, как и прочие старые местности, названо было не по приказу, а по заслугам, и заслуги эти не совсем канули в Лету. Перепалки в тех местах с адамовых русских веков случались регулярные и нешуточные. Неспроста же флаг района повторяет старинную гербовую эмблему, заново утвержденную 13 января 1998 года: в красном поле щита меч острием вверх; справа и слева – 4 золотых дубовых листа, расположенных косым крестом, что знаменует ратные подвиги русских над врагами, подступавшими к Москве. Дубовый лист символизирует мужество и доблесть, меч – умелое владение оружием.

В 1812 году здесь дали отпор французам, предотвратив их продвижение по Боровскому шоссе к южным, ещё не разоренным, дорогам.

В 1941 именно здесь 30-я и 5-я армии, а также кавалерийская бригада генерала Белова, перекрыли немцам путь на Москву.

Ведь сказано, сказано же было всем: кто с мечом к нам придет…