Лучшая фантастика XXI века

Скорость передачи данных слишком низкая. Ее не хватит даже для графики высокого разрешения, не говоря уже о тактильных и обонятельных ощущениях. Твой мир – простой каркас, в лучшем случае.

И все же твои пальцы, твои глаза… словно у кошки, которой снятся мыши и яблочные пироги. Словно у меня, когда я воскрешала давно утраченные океаны и горные вершины Земли, прежде чем поняла, что жить в прошлом – еще один способ умереть в настоящем. Если верить скорости передачи, это в лучшем случае тестовый шаблон; если верить телу, это целый мир. Как этой машине удалось выдать жидкую похлебку за роскошный пир?

И зачем ей это делать? Мозг лучше схватывает данные, когда их можно схватить, и попробовать на вкус, и услышать; он заточен под более богатые нюансы, нежели сплайны и диаграммы рассеивания. Самый сухой технический инструктаж эротичней того, что ты получаешь. Зачем работать со схемами, когда в твоем распоряжении масляные краски и голограммы?

Зачем что-то упрощать? Чтобы сократить набор переменных. Чтобы управлять неуправляемым.

Кай и Конни. Вот два набора запутанных, неуправляемых данных. До несчастного случая. До упрощения сценария.

Кто-то должен был предупредить меня о тебе, Дикс.

Возможно, кто-то пытался.

* * *

И вот случилось так, что мой сын покидает гнездо, одетый в жучий панцирь, и отправляется на прогулку. Он не один; на поверхность корпуса «Эри» его сопровождает робот шимпанзе – вдруг Дикс поскользнется и упадет в звездное прошлое?

Может, это так и останется простой тренировкой, может, этот сценарий – катастрофический отказ систем управления, отключение шимпанзе и его дублеров, когда все техническое обслуживание внезапно обрушится на плечи из плоти и крови – лишь генеральная репетиция кризиса, который никогда не наступит. Но в рамках жизни вселенной гарантирован самый невероятный сценарий, поэтому мы тренируемся. Практикуемся. Задерживаем дыхание и выходим наружу. У нас жесткий график: на такой скорости смещенное в фиолетовую область фоновое излучение убивает за считаные часы даже в скафандре.

Миры родились и погибли с тех пор, как я в последний раз использовала связь в своей каюте.

– Шимп.

– Всегда на месте, Сандэй. – Спокойно, легко, приветливо. Непринужденный ритм психопата со стажем.

– Я знаю, что ты затеял.

– Не понимаю.

– Думаешь, я не вижу, что происходит? Ты готовишь новую смену. Старая гвардия причиняла тебе слишком много беспокойства, поэтому ты решил начать с нуля с теми, кто не помнит прежних дней. Людьми, которых ты… ты упростил.

Шимпанзе молчит. Камера дрона показывает Дикса, пробирающегося среди нагромождений базальтового и металлического матриксного композита.

– Но ты не можешь вырастить человеческого ребенка, в одиночку – не можешь.

Я знаю, что он пытался: Дикс появился в списке экипажа лишь подростком, просто пришел в один прекрасный день, и никто ничего не спросил, потому что никто никогда…

– Посмотри, во что ты его превратил. Ему прекрасно удаются условные «если… то». Ему нет равных в вычислениях и исполнительных циклах. Но он не может думать. Не может совершить простейший интуитивный прыжок. Ты словно один из тех… – Я вспоминаю земной миф из времен, когда чтение еще не казалось бесполезной тратой жизни. – Один из тех волков, что пытались вырастить человеческого ребенка. Ты можешь научить его передвигаться на ладонях и коленях, можешь рассказать об устройстве стаи, но ты не можешь объяснить ему, как ходить на двух ногах, или говорить, или быть человеком, потому что ты слишком глуп, Шимп, и ты наконец это понял. И свалил его на меня. Ты думаешь, что я могу все исправить.

Я делаю глубокий вдох и следующий ход.

– Но он для меня – пустое место. Ты понимаешь? Хуже, чем пустое место: он ответственность. Он шпион, глупая трата кислорода. Назови хоть одну причину, почему бы мне не подержать его снаружи, пока не сварится.

– Ты его мать, – говорит шимпанзе, ведь шимпанзе прочел все про семейственность и слишком глуп, чтобы разобраться в нюансах.

– Ты идиот.

– Ты его любишь.

– Нет. – Ледяной комок растет у меня в груди. Мой рот произносит слова, они выверены и уравновешены. – Я не способна никого любить, ты, безмозглая машина. Поэтому я здесь. Ты действительно считаешь, что твою драгоценную бесконечную миссию доверили бы крошечным стеклянным куколкам, нуждающимся в отношениях?

– Ты его любишь.

– Я могу убить его в любой момент. И так и сделаю, если ты не подвинешь портал.

– Я тебя остановлю, – мягко говорит шимпанзе.

– Нет проблем. Просто передвинь портал, и мы оба получим желаемое. Или продолжай упрямиться и попытайся увязать свои потребности в материнском участии с моим твердым намерением сломать мелкому говнюку шею. Нам еще долго лететь, шимпанзе. Кто знает, может, тебе не удастся так легко вычеркнуть меня из уравнения, как Конни и Кая.

– Ты не можешь прервать миссию, – отвечает он почти кротко. – Ты уже пробовала.