– Вы – потрясающий творец. Вы придумали целую литературную карьеру для многих авторов и даже написали их основные работы. Октаво де Ромеу, Пере Серра и Постиус с его чудовищем Бернабо…
Перучо почувствовал, как от страха у него по спине пробежала дрожь. Женщина говорила о его вымышленных персонажах так, словно они были ее любимыми писателями. Словно они на самом деле существовали за пределами его воображения.
– …и кстати, у меня к вам есть вопрос по поводу Бернабо. Мы знаем, что у него черная шерсть, нет рта и три глаза. Но что происходит с его глазами, когда он следит за писателем: они все одновременно смотрят на него или способны двигаться каждый сам по себе?
– Моя дорогая Роза, не мучайте Перучо расспросами…
– Нет, нет… – сказал Перучо. – Я никогда не задумывался о глазах Бернабо. Это прекрасный вопрос. Возможно, каждый из глаз помогает ему увидеть разные части реальности: один – чтобы видеть свет, а также различать желтые и белые цвета, другой – для теней и синих и зеленых оттенков, а третий – для страстей, красных, фиолетовых, розовых и пурпурных. Это не кажется полной бессмыслицей?
– Значит, ему нужно одновременно смотреть всеми тремя глазами в одну точку. Спасибо большое, сеньор Перучо.
– Роза, вы еще непременно пообщаетесь с ним. Но сейчас нашему гостю нужно немного осмотреться.
– Ну хорошо, – сказала она немного раздраженным тоном. – Еще только один момент… Тот очерк о зеркалах был… просто великолепным.
Она ушла и потому не увидела, как Перучо покраснел от смущения.
– Она права. И средневековые истории… они такие запоминающиеся, – продолжал "el bombín". Перучо был глубоко польщен тем, что этот человек потратил столько времени на изучение его проектов.
– Мануэль, – "el bombín" указал на одного из художников, работавшего над столом, – сейчас трудится над сводом законов, который вы так подробно описали в прошлом году.
– Я… я не понимаю. Вы создаете поддельные документы, следуя указаниям, которые я… придумал? Целиком, от начала и до конца?
– Именно этим мы и занимаемся. Правда, удивительно? Вас никогда не поймают на подлоге, потому что все те вымышленные документы, на которые вы ссылаетесь, будут существовать на самом деле. И таким образом, ваша работа окажется полностью достоверной.
– Мне нужно присесть, – сказал Перучо.
После ухода Розы "el bombín" и Перучо какое-то время молчали.
– Она занимается поэзией и самыми что ни на есть деликатными работами. Она страстный читатель и невероятно любознательна…
– Но… зачем предпринимать все эти старания только ради моего спасения?.. Ведь все это, наверное, стоит огромных…
– Только ради вашего спасения? Нет. Ради спасения самой литературы, Перучо. Вы не единственный, кто пытается "оживить" Энциклопедию, хотя, должен признать, что вы – один из лучших. Я говорю о некоторых ваших коллегах, с которыми вы знакомы, как, например, наш любимый сеньор Кункейро или Марсель Эме – один из руководителей французского отделения… Другие создают свои воображаемые миры в научной сфере. Как, например, знаменитый профессор…
– Торренте Баллестар! – перебил его Перучо. – У меня всегда вызывали подозрения его шрифты. Некоторые из них были настолько красивыми, что даже не верилось в их подлинность.
"El bombín" вздохнул.
– Как будто красота обязана быть чем-то отличным от правды… Но, боюсь, все дело в том времени, в котором нам приходится жить.
– Estos bueyes tenemos y con ellos tenemos que arar.[65]
Повисла долгая пауза.
– Перучо, – сказал "el bombín", – история последних десятилетий была не совсем такой, как им…
Перучо был удивлен. Он ожидал услышать громкие разоблачения, касавшиеся политики, экономики…
– Да, он был английским писателем.
– А что, если я скажу вам, что именно он сформировал тот мир, который мы сейчас знаем?
– Ну… меня это очень удивит.
– В 1935 году он написал роман…
Слово "роман" звучало для Перучо чудесной музыкой. В нем была заключена свобода и сила искусства прошлого.
– "Очертания грядущего", – продолжал "el bombín". – Это была история-предостережение, но не в классическом ключе, когда советы давались отдельным людям. Нет, это была история обо всем обществе и описывала она мрачное будущее, возникшее в результате коллективных заблуждений. Книга имела относительный успех, но в целом ее расценивали как экстравагантный эксперимент. Зачем серьезному писателю тратить свое время на описания гипотетического будущего?
Перучо улыбнулся. Ему очень нравились подобные книги, но, возможно, его нельзя было назвать типичным писателем.