Лучшая фантастика

Реальность для меня заключалась в том, что я вернулась в Оничу – мой родной город. И хотя я все свое детство бродила по его узким красным улочкам, это место показалось мне чужим, пока я проезжала по нему, ссутулившись в пассажирском салоне автоматического микроавтобуса. Как я могла забыть, каким все здесь было компактным, как будто этот город построили для того, чтобы разместить в нем как можно больше людей, которых давно уже нет на этом свете? Бабушка с дедушкой рассказывали мне, что столетие назад на этих не тронутых цивилизацией улицах проживало более полумиллиона человек. Сейчас же от них не осталось и половины…

Микроавтобус плавно ехал по Нигерийской авеню, время от времени останавливался, чтобы высадить пассажиров или пропустить пешеходов, переходивших дорогу. Когда мы проезжали Фегдже, я увидела старинные дома, в которых жили семьи этого района: постройки из бетона, приземистые строения с жестяными крышами, они теснились друг подле друга, как хмурые детишки. Пересекая Центральный рынок с его мастерскими и магазинчиками и направляясь в сторону тихих улочек жилой части Американского квартала, я заметила ребятишек в чистой форме, которые шли, взявшись за руки, на учебу. Дети были большой редкостью в Ткаронто, и те немногие, кто мог позволить себе их родить, предпочитали не покидать свои городские коммуны, защищавшие их драгоценное потомство от всех жизненных неурядиц. На улицах невозможно было увидеть детей, за исключением больших праздников вроде Дня освобождения.

Всю свою поездку я видела, как на горизонте мерцали огни моста через реку Нигер. Мне хотелось бы прогуляться по нему, как обычной туристке, и разослать всем моим западным друзьям из соцсетей фотографии могучей реки. Но с собой из вещей я взяла лишь одну смену одежды и туалетные принадлежности. Похоронная церемония должна была начаться этим вечером с поминального обряда, который продлится всю ночь, а закончится на следующий вечер церемонией "вторых похорон". Я не планировала задерживаться после этого.

Можно было вести бесконечные дискуссии о том, что если бы не Катастрофа – тот ужасный период между 2020-ми и 2060-ми годами, когда половина планеты была выжжена дотла, а другая половина – затоплена, – то никогда бы не возникло такое государство, как Новая Биафра. На пороге XXII столетия, когда люди продолжали бежать внутрь континента, спасаясь от постоянно повышающегося уровня моря, группа сепаратистов, говоривших на языке игбо, воспользовалась этой возможностью и заявила о своей независимости от развалившегося на куски колониального образования под названием Нигерия. Новое государство призвало обратно в диаспору всех своих детей, и мои бабушки и дедушки, – инженеры, с трудом зарабатывавшие себе на жизнь на берегах Старого Нью-Йорка, – оказались в числе тысяч других, которые откликнулись на призыв и расселились в таких местных городах, как Онича, Нневи, Авка и Аба.

Мы называли это Великим возвращением. Каждый, кто мог доказать свою принадлежность к народу игбо, сразу же получал гражданство. Тем, кто обладал особенно престижными профессиями: генетики, инженеры и биологи, – предоставили жилье, гранты на открытие собственного дела и даже высокие посты в правительстве. Поколение моих бабушек и дедушек привело в порядок заброшенные города и их окрестности и освободило эти территории для лесов, которые занимали теперь 80 процентов нашей страны. Они заново посадили эти леса и вдохнули в них жизнь, используя растения и животных, созданных с помощью биоинженерии. Им удалось построить обширную монорельсовую сеть, которая соединила все наши города и позволила добираться до них, минуя леса внизу. Но они не учли одного: занимаясь возрождением нашей страны, они не удосужились одновременно с этой важной работой создавать большие семьи, которые поддерживали бы эту страну и способствовали ее процветанию.

Когда они состарились и ослабли, забота о них и необходимость поддержания того мира, который они создали, легла на наши плечи. Мои сверстники, с которыми я продолжала общаться после переезда, говорили, что мне очень повезло, ведь я успела вырваться оттуда. Когда я уехала из Новой Биафры, мне было всего двадцать лет, и я была еще слишком юной, чтобы испытать на себе гнет социальных обязательств. Они жаловались, что им приходилось работать по много часов, чтобы поддерживать на плаву семейный бизнес, полученный ими от состарившихся родителей, а также бабушек и дедушек. Они с завистью рассказывали о больших выплатах, которые получали от правительства семьи, сумевшие родить трех и более детей, но мало кто из них мог выделить время на то, чтобы обзавестись такими большими семьями. И хотя моя жизнь – просторная квартира в Хайленд-Кресент и работа консультантом в области искусства, которая доставляла мне большое удовольствие и совсем не утомляла – сильно отличалась от того, как жили они, я не была уверена, что мой поступок можно было назвать побегом. Даже уехав в далекие земли, все равно невозможно было порвать невидимые нити дочернего долга.