Это была ночь скорби, и в тот момент мне больше всего хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Но как единственный биологический ребенок своего отца я должна была оставаться рядом с его телом и до рассвета принимать соболезнования. Затем утром приедет государственный представитель, чтобы зазвонить в колокол огене и объявить всем соседям о смерти отца. Биоурну вместе с саженцем дерева следовало предать земле на лужайке перед домом. Дедушка рассказывал мне, что когда он еще в детстве посещал Оничу, там о смерти оповещали выстрелом из ружья. После того как в Новой Биафре запретили огнестрельное оружие в начале 2104-х годов, мы стали использовать гонги – и ему это нравилось намного больше.
Это была одна из тех многочисленных историй, которые рассказывали мне дедушка с бабушкой – о том, почему они решили вернуться в Оничу с Острова Черепахи после того, как Старый Нью-Йорк был затоплен в результате Катастрофы. Ребенком я проводила много времени с бабушкой и дедушкой – которых называла "Мамой" и "Папой" – сидела с ними на веранде в сумерках, пока они делились воспоминаниями. Я забиралась к бабушке на колени, прижималась к ее груди и с удовольствием слушала, как вибрировал ее голос, когда она говорила.
– Как жаль, что твоей отец так и не увидел внуков, родившихся от тебя. – Голос тетушки Чио отвлек меня от воспоминаний. – Но теперь, когда ты вернулась домой, мы с радостью увидим их вместо него.
Я вопросительно посмотрела на нее, но ничего не сказала. Мне не хотелось выслушивать напоминания о том, что я не смогла воспроизвести на свет следующее поколение нашей семьи. Она, вероятно, увидела что-то такое в моем взгляде, поскольку ее голос опустился на тон ниже, и в нем появились нотки утешения:
– Тебе необязательно выходить за кого-нибудь замуж. Можно зачать ребенка суррогатным способом, если хочешь. Для этого даже существуют правительственные программы.
– Тетушка, неужели сейчас подходящее время для такого разговора?
– Разумеется! Конец одной жизни – это начало другой. – Она повернулась ко мне лицом, и я уже не могла избежать ее пристального взгляда. – Дорогая моя, разве ты забыла нашу пословицу: "Иметь ребенка – все равно что владеть сокровищем"? Сегодня это важно как никогда.
Посмотри на нашу историю. Если бы не наши дети, как бы мы пережили Гражданскую войну, когда Нигерия хотела, чтобы все мы были уничтожены? А те люди, которые живут на западных землях, как они смеялись над нами, когда после Катастрофы они перестали рожать даже по одному ребенку. И что же с ними теперь? Разве не они пытаются переманить нас к себе, чтобы восстановить их истощенную экономику? Вспомни тех агентов, которые помогли вам с матерью переехать на Запад – что они вам только
Азука, ты ведь знаешь, как быстро исчезают народы, которые не ценят собственных детей? Для этого даже не нужны столетия. Твои деды понимали это, поэтому и приехали домой. Мы хотели вернуть процветание этим местам, – местам, которые в нем так нуждались! Ты – часть нашего наследия.
Я отвела, наконец, взгляд, волна грусти захлестнула меня. Как я могла объяснить ей, что род моего отца вымрет из-за того, что я до сих пор избегала всякого рода сексуальных контактов? Или что мысли о ребенке повергали меня в панику, потому что я была уверена: с ним случится то же самое, что и со мной? Та грусть, что разливалась в моей груди, застыла, превратившись в ярость. Нет. Я больше не была этим наследием. Семья, которая бросила меня в тот момент, когда я особенно в ней нуждалась, не могла решать, как мне распоряжаться своей жизнью.
Тетушка Чио протянула руку и, нежно взяв меня за подбородок, подняла мое лицо и заглянула мне в глаза.
– Я буду честной с тобой, я никогда не думала, что снова увижу тебя, особенно после того, что случилось. Но я рада, что ты вернулась домой, и я надеюсь, что ради всех нас ты найдешь в себе мужество и останешься. – С этими словами она встала и вышла, оставив меня наедине с моими мыслями.
Я вздохнула, гнев исчез так же быстро, как появился. После того как мы переехали, мать постаралась навсегда забыть об Ониче и всей Новой Биафре, и ее решение было непоколебимым. Насколько я знаю, она никогда больше не разговаривала ни с кем из родственников моего отца. Я не смогла поступить так же, хотя у меня было гораздо больше оснований навсегда отряхнуть красный прах этого города с моих ног.
Мать нахмурилась, когда я сообщила ей, что собираюсь на похороны. Я никуда не поехала, когда умерли дедушка с бабушкой, почему же эти похороны были так важны для меня? Я не могла этого объяснить. Мне всегда казалось, что я покинула Новую Биафру прежде, чем у меня появились цели в жизни. Что моя жизнь в Ткаронто – лишь тень того, что могло бы быть. Наверное, я вернулась, чтобы похоронить не только прах моего отца.