– Ты вообще замечал только то, что тебя интересовало.
Я ожидала, что он сейчас ответит, постарается больнее задеть мое глубоко запрятанное чувство неуверенности в себе. У него был к этому особый талант, и при жизни он часто использовал его для достижения особого эффекта, но ничего подобного не случилось. Он с грустным видом кивнул и убрал руки в карманы.
Наверное, мне стоило удовлетвориться этими словами. Даже после смерти он не готов был извиниться передо мной. На веранду позади дома вышли трое мужчин, примерно того же возраста, что и отец. Они нервно посмеивались и шутили, а их смех как будто удерживал темное покрывало смерти, не позволяя опуститься на них. Двое из них были одеты в темные туники с высоким воротом, которые носили государственные служащие. Они подробно обсуждали проблему спасения души на языке игбо, но с сильным йорубским акцентом. У меня тоже возникло желание почитать что-нибудь на эту тему.
– Почему ты все еще здесь?
Он с капризным видом пожал плечами.
Я закатила глаза. Отец умер всего несколько дней назад. Он всегда был нетерпеливым, считал, что я должна была работать так же неустанно, как и он, невзирая на то, как я себя чувствую. Теперь же он не мог подождать, пока я соскучусь по нему, и сразу явился предо мной.
– Правда? Чтобы сказать мне, какая я эгоистка, потому что не сижу сейчас в доме в самом центре всеобщего горя? Или, может, ты еще хочешь напомнить мне, что я уничтожу наш род, если не заведу ребенка?
Я поняла, что сама сейчас рассуждала как ребенок, но ничего не могла поделать. Рядом с ним я чувствовала себя так, словно вернулась в прошлое и снова превратилась в рассерженного подростка.
Я удивленно уставилась на него. Это было так на него не похоже. Он словно прочитал мои мысли и улыбнулся.
Он в самом деле выглядел как мертвец. Его кожа посерела и стала похожей на воск, как у манекена. Плечи он держал неестественно прямо, из-за чего форма лесничего идеально сидела по его фигуре, чего никогда не бывало при жизни.
– И я должна поверить, что после смерти ты стал другим человеком?
Я вздохнула. После смерти, как и при жизни, он только и мог, что потчевать меня прописными истинами. В юности это вызывало желание вступить с ним в яростные споры, однако в минуты горя они служили слабым утешением. Мне хотелось встать и уйти, но я не сделала этого. Я никогда не могла так поступить.
– Просто оставь меня в покое.
Я сосредоточила внимание на своем искусственном интеллекте. Он был синхронизирован с имплантом, расположенным в основании моего черепа, и контролировал мою нервную и физическую деятельность. Зафиксировав повышенный уровень тревожности, он тут же включил песню китов, которая всегда способствовала нормализации исходивших от меня сигналов. Я снова прислонилась к стволу дерева и закрыла глаза, едва мой слух уловил эти звуки, представляя себе, как могли выглядеть эти давно вымершие животные.
А надо мной разносилось чириканье птиц и бормотание мертвеца.
Он больше не появлялся до самого вечера, когда церемония второго погребения шла полным ходом. К тому времени молодое деревце, которое будет расти по мере биоразложения его урны, уже присоединялось к другим фамильным деревьям во дворе перед домом. Уже была прочитана соответствующая случаю молитва и завершен ритуал первой поливки дерева. Время для оплакивания усопшего завершилось, пришел черед воздать должное прожитой им жизни. Смерть в восемьдесят лет считалась ранней, он мог прожить еще около двадцати лет. Но в моей культуре почтенный пожилой возраст наступал после шестидесяти – возможно, это было пережитком тех времен, когда большинство людей не доживали и до пятидесяти.
Я наблюдала за празднованием из окна гостевой комнаты. Мне позволили провести немного времени наедине с собой лишь после того, как я взмолилась и попросила отпустить меня, сославшись на усталость после долгого путешествия. Но в скором времени меня все равно должны были позвать, чтобы я присоединилась к общему танцу.