Лучшая половина мафии

— Ты знаешь, о чем эта музыка? — тихо говорил Джорджио. — О художнике, о человеке с фантазиями безумца, какого Шатобриан изобразил в Рене. Когда он видит прекрасную женщину, его сердце стремится к ней и он безнадежно влюбляется. И в это время его мысли и чувства, его любовь обращаются в музыку… Ты слышишь? Это любовь, это его сердце, в котором зияет смертельная рана. Его любовь безответна, но…

Джорджио взглянул на Луку, который не слышал ни слова. Он разглядывал свое отражение в жестянке из-под конфет. В комнате Джорджио не было зеркала; их в монастыре имелось всего несколько штук. В детской спальне и ванной их вешать не полагалось. Джорджио затаил дыхание, наблюдая, как Лука держал банку на вытянутой руке и старался увидеть в ней себя в новой ковбойской жилетке с бахромой. Он не забыл нацепить также кожаный пояс с игрушечными пистолетами. Наконец Лука установил банку на книжном шкафу и отступил назад. Джорджио не мог отвести взгляда от его светлых волос и ясных голубых глаз. В этот момент музыка магическим образом стала нарастать, изображая то, как герой принимает яд. Глядя на свое отражение в банке, Лука вытащил пистолеты и прицелился в него. Музыка превратилась для Джорджио в наркотический дурман, в кошмарный сон, в котором его любимый человек убивает себя. Он боялся вздохнуть, чтобы не разрушить чудесное ощущение.

Как заправский ковбой, Лука засунул пистолеты за пояс, любуясь своим отражением. Он подошел к жестянке поближе и стал внимательно изучать черты своего лица. Джорджио видел, как он медленно провел пальцами по лбу и щеке, и довольная улыбка появилась у него на губах…

Войдя в комнату Джорджио, Лука сразу понял, что что-то стряслось. Джорджио, как обычно, попыхивал сигаретой, но на лице его отражалось необычное волнение. Лука неодобрительно относился к вредной привычке друга. Он открыл окно, чтобы проветрить комнату, и, отмахиваясь от клубов дыма, сказал, что рано или поздно он подпалит простыни.

— К черту простыни! На, потуши окурок, пожалуйста.

Лука выполнил его просьбу и тщательно вымыл и вытер блюдце, которое Джорджио использовал в качестве пепельницы.

— Я пришел, чтобы отвезти тебя в часовню. Ты стал слишком религиозным в последнее время, и вот теперь приходится за это расплачиваться. Брат Луи собирается о чем-то говорить с тобой. И зачем тебе нужна эта конфирмация? Одна лишь пустая трата времени. Могли бы вместе прогуляться по саду.

— Мой отец приезжает.

— О черт… Как ты думаешь, он рассердился из-за того, что мы столько всего заказали? Я могу спрятать кое-какие вещи. Например, в погребе.

— По-твоему, его интересует, сколько денег я трачу? Он едет посмотреть на меня. По его подсчетам, я давно должен был умереть, а вот живой пока.

— Он не захочет забрать тебя?

Джорджио вздохнул. Он боялся этого так сильно, что не мог об этом думать.

— Если хочешь, мы можем сбежать, — предложил Лука.

— Не говори ерунду! Как я могу куда-то бежать? Да я на своей таратайке даже с холма не спущусь! Так что придется мне встретиться с этим чертовым сукиным сыном.

* * *

Джорджио был в отвратительном настроении, когда Лука вез его в часовню. Растворив двойные двери, он склонился к самому уху Джорджио и прошептал:

— Они не разлучат нас. А если попытаются, я на руках снесу тебя вниз с холма. Куда ты, туда и я. Только смерть может нас разлучить, правда?

Джорджио улыбнулся и включил привод. Кресло тронулось к алтарю, перед которым на коленях стоял брат Луи. Его черная ряса, вытертая и выцветшая от старости, как обычно, была заляпана садовой землей. Вид старика тронул Джорджио до глубины души.

Луи так сосредоточенно молился, что не заметил, как рядом с ним остановилось кресло. Джорджио достал молитвенник и стал читать. Ему нравилось бывать в часовне не потому, что в нем пробудился интерес к религии, а из-за того, что он находил здесь покой и умиротворение. Он по-прежнему был очень болен и сильно уставал. Тишина и прохлада часовни действовали на него благотворно.

Брат Луи поднялся с колен, и Джорджио прошептал ему:

— Брат, я уродился таким потому, что должен платить за грехи отца.

Луи растер онемевшие колени и положил руку на спинку кресла.

— Ты считаешь, что твой отец много грешил? По-твоему, господь может желать кому-нибудь таких страданий?

— Я много думал об этом и пришел к выводу, что это справедливо. Я принял свою судьбу и смирился с ней. Так легче жить. В Книге притчей Соломоновых сказано: «Тот, кто стяжает добро, служит дьяволу…» А отец стяжает добро. И еще: «Тот, кто знается с распутницами, идет против Господа…» А отец не просто знается с ними, он живет со шлюхой…

Луи часто говорил с Джорджио, и речи мальчика подчас смущали его и шокировали. На этот раз Луи ласково коснулся плеча Джорджио, видя, что он сильно расстроен и разозлен.

— Ты боишься смерти, Джорджио?

— Нет… Нет, смерть приносит облегчение. По крайней мере я всегда так думал.

— А теперь?

— Я не хочу оставлять Луку. В нем моя жизнь.