Лучшая половина мафии

Затем трубку взяла Грациелла. Она стала взахлеб рассказывать о маленьком Карло и, смеясь, добавила, что теперь, наверное, они могут ждать новых внуков. Когда в трубке раздались короткие гудки, Грациелла решила, что их разъединили.

Внезапно перед глазами Фредерико возникло видение: Майкл танцует с мамой под старым деревом в саду. Картина была такой отчетливой, как будто Фредерико видел ее наяву только вчера. Потом ему вспомнилось выражение гордости и обожания на лице отца — настолько откровенное, что юному Фредерико было больно его видеть. На него отец никогда не смотрел с таким выражением, к нему он никогда не испытывал таких чувств, как к Майклу. Фредерико помнил тот взгляд отца все эти годы — сколько же лет прошло со смерти Майкла? Он погиб в шестидесятом, значит, минуло четырнадцать лет. Фредерико смотрел на океан и, как никогда прежде, ощущал невосполнимость потери, которую понес тогда его отец. Его собственный сын даже и не жил вовсе, и все же ему было больно его потерять.

Смерть Майкла как будто навечно вырезала его имя в их сердцах. В какой-то степени Фредерико был рад, что уехал с Сицилии, подальше от призрака Майкла, подальше от подавляющей властности отца. Здесь, в Америке, он себя покажет, он докажет отцу, что достоин носить имя Лучано. Фредерико мельком увидел свое отражение в зеркале: лысеющая голова, грузное тело… Трудно поверить, что Майкл приходился ему родным братом, у них не было ничего общего. Даже сейчас Фредерико ревновал к брату не меньше, чем когда тот был жив. Он повернулся к зеркалу и сказал своему отражению слова, которые хотел и не смог сказать отцу в ночь накануне похорон Майкла:

— Я люблю тебя, папа.

Джорджио Каролла находился на операционном столе уже больше двух часов, когда в небольшую комнатку для посетителей вошел его отец. Он сел за стол, и перед ним поставили кофейник с горячим кофе. Врачи заверяли, что состояние Джорджио позволяет сделать ему операцию, однако смертельный исход не исключался. Впрочем, выбирать было не из чего: отверстие в сердце значительно увеличилось с тех пор, когда его обнаружили, ухудшение состояния сердечной мышцы провоцировало быстрое развитие болезни. При нынешнем положении вещей, если не вмешаться, Джорджио умер бы через три или четыре месяца. Но и хирургическая операция была рискованной. Парадокс состоял в том, что, хотя Джорджио был сейчас сильнее, чем когда-либо, улучшение его физического состояния приводило к увеличению нагрузки на сердце, что, в свою очередь, отнимало у него силы.

Принять решение было нелегко. Каролла консультировался у разных хирургов, но прогноз оставался прежним. В конце концов Джорджио взял ответственность на себя и согласился на операцию.

Операция стоила целое состояние, однако Каролла не считался с расходами. Он никогда не был особенно близок с сыном и теперь пытался загладить свою вину.

В ночь перед операцией Лука, обычно очень живой и шумный, притих. Мысль, что любимый друг может не пережить операции, так ужасала его, что он, почти не отходя, сидел у кровати Джорджио. Для Джорджио Лука был единственным человеком, которого он когда-либо любил. Он молча наблюдал из-под тяжелых век, как мальчик сдвигает вместе узкие больничные койки, кладет свою подушку рядом с его и аккуратно натягивает постельное белье, закрывая просвет между матрасами и делая из двух кроватей одну. Закончив, он разгладил белье и похлопал по нему, проверяя, все ли ровно, — Лука всегда помнил о том, насколько Джорджио хрупок и чувствителен, даже вес одеяла мог показаться ему слишком тяжелым.

Наконец, довольный результатом, он залез под простыню и пододвинулся поближе к Джорджио. Теперь они лежали на расстоянии нескольких дюймов, каждый чувствовал тепло тела другого, и это успокаивало. Джорджио нашел под простыней руку Луки.

— Лука, ты замерз? У тебя холодная рука.

— Я в порядке, а ты?

— Мне хорошо.

В коридоре послышались голоса — это ночная смена заступала на дежурство.

— Лука, ты не спишь?

— Нет, я не усну, пока ты не уснешь.

— А что ты делаешь, когда меня нет рядом?

Джорджио не раз видел, как друг, засыпая, качает цепочку со своим драгоценным золотым сердечком, но он искал лазейку, чтобы сказать то, что считал необходимым.

— Я ведь не всегда могу быть рядом, ты это понимаешь? Если я переживу операцию, это будет означать лишь временную отсрочку.

— Что-что?

— Когда-нибудь я тебя покину, Лука, это неизбежно, так что не вижу причин, почему бы не сказать тебе сейчас, как много ты для меня значишь. Я тебя люблю, помни об этом, потому что у меня, вероятно, не будет возможности полюбить кого-то еще. Когда меня не станет, мой отец вздохнет с облегчением. Он бывает очень щедрым, он может предложить тебе денег, потому что при всей его эмоциональной глухоте он понимает, что ты наполнил мою жизнь любовью. Возьми все, что он тебе предложит, но постарайся держаться от него подальше. Возвращайся в монастырь, заверши свое образование… Лука! Лука, что ты делаешь?

Лука вскочил с кровати. В темноте его лицо казалось белым как полотно.