Лучшая половина мафии

Джорджио привык к тому, что штат прислуги постоянно меняется, и решил, что не испытывать теплых чувств к кому бы то ни было безопаснее.

Он редко выходил из дома, потому что это было для него настоящей физической мукой. Кроме того, ему не нравилось, когда прохожие таращились на него или смеялись вслед. Постепенно роскошная квартира в престижном районе города превратилась для него в тюрьму.

Во время одного из его частых пребываний в больнице выяснилось, что у него в сердце есть крохотное отверстие. Когда ему сообщили эту новость, Джорджио взглянул в озабоченное лицо молодого хирурга и спросил, не помешает ли это обстоятельство его тренировкам перед олимпийским марафоном. Доктор расхохотался, и Джорджио за ним следом. Поистине чувство юмора помогало мальчику жить. Действительно, как кому-нибудь могло прийти в голову, что у такого урода, как он, должно быть здоровое сердце?

Разумнее было предположить, что и внутри он так же ущербен, как и снаружи.

В интеллектуальном отношении мальчик был развит не по годам и жаждал общения так же, как книг. Но ему приходилось ограничиваться только книгами, за исключением тех редких случаев, когда престарелый местный священник, отец Орланди, приходил навестить его. Джорджио тянулся к наукам, и тех книг, которые ему покупала экономка, было явно недостаточно. Отец Орланди взял на себя неслыханную смелость и написал Каролле, прося разрешения обучать его сына.

Помимо отца Орланди, Каролла нанял ему еще двоих домашних учителей, также священников, которые преподавали в местной школе. Наконец жажда знаний Джорджио была полностью удовлетворена, и мальчик почувствовал себя счастливым. Учителя находили его очень способным и занимались с ним охотно. У Джорджио был живой, острый ум, и он быстро обогнал сверстников.

Не обращая внимания на боль в плечах и постоянное головокружение, Джорджио читал с непостижимым упорством. Ему нравилось находить в книгах новые слова и придумывать фразы, в которых они могли бы употребляться. Он зачастую ставил прислугу в затруднительное положение своими открытиями.

— Няня, у меня проблемы в перинеуме.

— Что?

— В перинеуме… Господи, ты няня или нет?! Это расстояние между анусом и моим сморщенным пенисом. Там чешется.

— Да уж, это точно! Вот тебе вата с тальком, сам разберись.

Порой он впадал в глубочайшую депрессию, тогда даже чтение становилось для него мучительным. Впрочем, учителя и не подозревали об этом. Он так радовался их приходу, что не только забывал о своей депрессии, но и им поднимал настроение. Они понимали, что в учении для него заключен смысл жизни, а книги заменяют ему отца, мать и братьев с сестрами. Однако отец Орланди узнал и другую сторону его характера, когда попытался заняться его религиозным обучением. Джорджио отшвырнул Библию в угол комнаты и закричал:

— Нечего пичкать меня этой ерундой, старый идиот! Я ненавижу Христа и Богоматерь! Это Она сделала меня таким, Ее чертова непорочность!

Отец Орланди онемел и упал на колени, вознося молитву. Джорджио тяжело вздохнул и сказал, что был гораздо более высокого мнения о его умственных способностях. Он сообщил священнику, что нет ни ада, ни рая. А когда тот поинтересовался, что же, по его разумению, есть, малыш закрыл глаза и негромко ответил:

— Ничего, отец, ничего, кроме темноты и пустоты. Вот и все. И неужели вы думаете, что я стану верить в обратное? Я! Разница между мной и вами только в том, что я гораздо раньше окажусь поглощенным этой темнотой.

Иногда Джорджио говорил не как ребенок, а как взрослый, обиженный жизнью человек. Отец Орланди чувствовал себя неловко в такие минуты — как он мог спорить с созданием, мозг которого питается прочитанным в книгах, который никогда не покидал стен своего жилища? Единственное, что он мог сделать, — принести еще книг по религии и наказать мальчика, прекратив на время их занятия.

Когда Джорджио узнал, что уроков не будет целую неделю, он странно взглянул на отца Орланди и тихо вымолвил:

— Вот видите, вы отнимаете у меня единственное, ради чего я живу, и называете себя при этом слугой господа.

Таким образом, ненависть к самому себе лишила его возможности учиться, того, что он ценил более всего. Состояние его здоровья тут же ухудшилось. Как только его отец прибыл в Палермо для встречи с местными главами кланов и, что важнее всего, с Роберто Лучано, Джорджио положили в больницу. Каролла не мог повидать сына незамедлительно, а когда Лучано покинул зал заседаний, он так рассвирепел, что болезнь сына отодвинулась для него на второй план.

Когда Каролла наконец приехал в больницу, врачи не могли сказать, сколько осталось жить его сыну. Они всегда считали, что он так долго не протянет, но он настоящий…

— Если вы, ублюдки, еще раз скажете мне, что он настоящий боец, клянусь, я сверну вам шею! — закричал Каролла. — Мне плевать, кем вы считаете этого сукина сына, этого мерзкого урода! Почему вы не дали ему умереть в ту минуту, когда он появился на свет? Я не желаю больше слышать о том, что он боец! Не желаю!