Лучшая страна в мире

Мы с Сестрой сидим на балкончике в квартире, где живут Бим и Сестра, и ужинаем простыми бутербродами с сыром, запивая их молоком. Бим отказался ужинать с нами, обидевшись на Сестру за то, что она его приструнила, когда он вздумал показывать палец компании ребят так называемого иммигрантского происхождения; это случилось, когда мы проезжали мимо торгового центра, который Бим упорно называет торговНым центром не потому, что считает это правильным, а, как мне думается, только для того, чтобы посердить Сестру; Сестра попадается на эту удочку и сердится на него, она поправляет Бима каждый раз, как он произносит это слово, а Бим наслаждается тем, что сумел ее раздразнить. Сейчас он ушел к себе в комнату и занялся компьютерными играми. Из его комнаты доносятся приглушенные звуки яростной перестрелки. Сестре сегодня идти в ночную смену, потому что поток арестованных машин течет непрерывно, они прибывают на площадку даже ночью, потом за ними приходят хозяева, это постоянным круговорот и круговращение, хотя и не вечное, отнюдь не вечное, но покамест оно продолжается с неубывающей скоростью, и Сестра дважды в неделю отсиживает двойную смену, чтобы подзаработать немного деньжат, — как говорится, лишние деньжата всегда пригодятся. Так, значит, меня теперь звать Ньяль, говорю я. Сестра улыбается. Иначе было нельзя, говорит она, ведь Ньяль — это отец Скарпхедина из саги о Ньяле; Бим прочел ее и с тех пор все время перечитывает; не пойму я его, он так и глотает книжки, вот прочел сагу о Ньяле, но, кроме того, еще кучу всяких других книг и в то же время играет в свои дурацкие стрелялки и водится с этими балбесами, которые внушают ему всякую ерунду, говорит она вот уже в третий раз. Какую же ерунду они внушают? — спрашиваю я, но она не вдается в объяснения. Вместо ответа она смотрит на часы и говорит, что ей пора собираться, но тут такое дело, что мешает одна загвоздка — забрать Бима с собой на работу не получится, а оставить мальчика одного ей бы тоже не хотелось. Сестра не говорит прямо, чего она хочет, но я чувствую за ее словами невысказанную просьбу, отчаянную просьбу; я вижу, что тут есть над чем хорошенько подумать: я же совсем не знаю эту женщину, эту Сестру, но я сам сделал так, чтобы мою машину забрали на площадку, потому что мне не терпелось выяснить, почему она попросила меня ездить осторожно — потому ли, что я — это я, или потому, что она всем так говорит; ну вот я это узнал, и это даст толчок к чему-то новому. А хочу ли я, чтобы новое началось? Барометр в голове показывает сухую погоду, никакой воды на мили вокруг, но вода затаилась и только ждет, чтобы прорвать плотину, плотина может рухнуть в любой момент, и в воздухе витают перемены, я это ощущаю, я это знаю по своим снам, сны подготовили меня к этому, но все-таки вода есть вода, как ни крути; с одной стороны, я ездил искать Бима, я съел три бутерброда и выпил стакана три молока, однако я чувствую, что пока еще могу уйти, ведь меня ждет Финляндия, Финляндия — это же мой хлеб, и я между делом спрашиваю себя, случалось ли кому-нибудь до меня зарабатывать свой хлеб на Финляндии, ничего о Финляндии не зная; решив, что такое маловероятно, а раз так, то, значит, я буду первым, я стану пионером в данной области, и посольство возлагает на мою будущую брошюру большие надежды, и нельзя разочаровывать людей, я терпеть не могу приносить разочарование, но очень люблю произвести впечатление — да уж, впечатление производить я люблю больше всего. Дело в том, что этот мой текст о Финляндии, говорю я, работа спешная и довольно-таки напряженная; говорю и сам слышу, что получается как-то неубедительно, что, в сущности, я уже согласился присмотреть за Бимом. А что это за текст? — спрашивает Сестра. Текст для брошюры. Я делаю брошюру о Финляндии, по заказу финского посольства, пишу текст и подбираю иллюстрации, сканирую, соединяю все в единое целое; получая заказ, я выступаю, так сказать, в качестве тотального мультимедийного подрядчика, мои заказчики получают сразу весь пакет услуг, им достаточно позвонить по одному номеру; кстати, надо бы сделать это девизом моей фирмы: «Достаточно позвонить по одному номеру»; хотя, казалось бы, нетрудно позвонить и по нескольким номерам, но людям почему-то больше нравится, чтобы все по одному номеру; думают — надо же, как просто! Тут я делаю мысленную заметку, что надо будет добавить эти слова к моему логотипу — «Достаточно позвонить по одному номеру». Я могу тебе помочь, говорит Сестра. Если ты посидишь до утра с Бимом, я помогу тебе с текстом о Финляндии, получится баш на баш, и мы будем в расчете. Стоит ли стараться ради того, чтобы быть в расчете, думаю я, и великодушно заявляю, что я присмотрю за Бимом и без того, чтобы ты мне помогала; но я с удовольствием тебе помогу, говорит она, я кое-что знаю о Финляндии; я так и думал; и когда такие, как она, говорят «немного», это на самом деле значит, что много, женщины часто себя недооценивают, в то время как мужчины часто переоценивают себя, из-за этого я и попал в переплет, взявшись писать брошюру о Финляндии, хотя никогда ничего про Финляндию не знал, и тем не менее я вопреки всякому здравому смыслу решил, что все у меня прекрасно получится, тогда как она, Сестра, никогда не согласилась бы взяться ни за какую брошюру, не зная досконально всего, что только можно знать по предложенной теме, и раз уж она говорит, что немного знает о Финляндии, значит, она знает много, думаю я, в лице Сестры я напал на замечательный источник информации о Финляндии, ничуть не хуже кронпринца, но кронпринц недоступен, и я понимаю, что Сестра — это мое спасение. Ладно, ступай, говорю я. Я тут побуду до твоего возвращения. Присмотри, чтобы Бим лег спать, говорит она. Не позволяй ему всю ночь сидеть за компьютером или читать, он должен выспаться, а то, если не выспится, он не пойдет завтра в школу, а опять отправится к своим обалдуям, которые внушают ему всякие глупости, — вот уже в четвертый раз про глупости. Не волнуйся, он ляжет спать. Сестра ушла на работу, а я включил телевизор; там, как всегда, развлекательная программа, а я не хочу развлекаться, развлечение тоже текучка, тоже вода, а мне нужны твердокаменные факты, факты о Финляндии, но ни на одном из каналов не показывают ничего подобного; наверное, потому, что из этого не извлечешь денег, даже по Норвежскому государственному радио не сообщают сегодня никаких фактов, относящихся к Финляндии, потому что этот канал тоже все больше гонится за рейтингом; теперь им мало показать хорошую передачу, ведь хорошим считается только то, что понравилось очень большому числу зрителей, а то, что нравится многим, редко бывает по-настоящему хорошим, и это факт, это не элитарное мышление и не снобизм, а именно факт; может быть, по Норвежскому государственному каналу классической музыки сегодня передают Сибелиуса, но это не в счет: Сибелиус — это не факты о Финляндии, Сибелиус — это вода, Сибелиус — это брандспойт, и передавать музыку Сибелиуса — все равно что нагнетать воду в жилые дома и квартиры. Тут ко мне выходит Бим, садится на другой конец дивана и спрашивает, правда ли, что меня зовут Ньяль. Ну это как посмотреть, говорю я, не совсем правда, но и не совсем ложь, а так —где-то посреднике между черным и белым, в той серой зоне, в которой он сам может называть себя Скарпхедином. Так почему же — Скарпхедин? — — спрашиваю я. Чего же тут непонятного! Скарпхедин — это сила! — говорит Бим. Но он, помнится, сгорел в доме? — спрашиваю я; я ведь тоже читал сагу о Ньяле, как же иначе, недаром ведь я отучился столько лет в университете, так что набрался кое-каких знаний; если уж ты наметил для себя работать в области СМИ, приходится считаться с тем, что там немалые требования, надо заслужить право на свою долю власти, чтобы удостоиться такой чести, и сага о Ньяле входит в число обязательных требований, так что я отлично помню, как сгорел Скарпхедин вместе со своим отцом Ньялем и матерью Бергторой, женой Ньяля, и многими другими людьми, они там все скопом сгорели в доме, и всех их не стало; кто-то, как помню, поджег их дом из мести, в те времена вообще очень носились с местью, и если не получалось отомстить иначе, то не зазорно было и дом спалить вместе с людьми, а всех, кто выскакивал из огня, без лишних сантиментов зарубили топором. Сначала делались какие-то попытки решить дело мирным путем, это нужно отметить, но, когда они увидали, что прийти к соглашению и примириться не получилось, им оставалось только взяться за оружие и устроить поджог. Скарпхедин сгорел, это правда, говорит Бим, но все равно он молодец. Бим идет в свою комнату, возвращается с сагой о Ньяле и читает мне вслух. «Теперь надо назвать сыновей Ньяля, — читает он. — Старшего из них звали Скарпхедин. Это был человек рослый, сильный и искусный в бою. Плавал он, как тюлень, и не было ему равных в беге. Он был решителен, бесстрашен и остер на язык, но обычно сдержан. Волосы у него были русые и курчавые, глаза зоркие, лицо бледное, черты лица острые, нос с горбинкой, челюсти, выдающиеся вперед, и несколько некрасивый рот. Однако вид у него был очень воинственный»[10], — читает Бим. И его боялись, говорит Бим. Он, правда, погиб в огне, но погиб гордо, ты понимаешь? Бим полистал книгу и отыскал другой отрывок, который он хотел мне прочитать. Это рассказ о том, как пришли сыновья Сигфуса, чтобы расправиться с Ньялем и его сыновьями. Они пришли мстить за убийство, поясняет Бим, они подожгли дом, и тут Коре говорит, чтобы Скарпхедин выходил, но Скарпхедин говорит, чтобы сначала выходил Коре, и Коре вышел, а когда Скарпхе дин хотел тоже выйти, балка под ним обвалилась, и крыша рухнула, и тогда Скарпхедин решил, что ему суждено сгореть и так тому и быть. Вот послушай, говорит Бим и читает: