Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

– Этого все равно казнят, его имя уже изъято из семейного реестра. Проверь на нем.

Широн выстрелила… и очнулась в незнакомом городе. Вокруг говорили на языке, какого она никогда не слышала, а бытовые подробности видела только в исторических сериалах. Хорошо, что календарь оказался знакомым. На нем был 857 год. Сколько Широн ни искала, более поздней даты она не нашла.

Через некоторое время Широн выяснила, что тот самый человек, в которого она выстрелила, происходил из семьи, бравшей начало от одной женщины, первая запись о ней была сделана именно в 857 году. По летописям выходило, будто тогда та женщина сделала что-то очень важное, за что ей было пожаловано дворянское звание, и от нее пошел новый род.

Широн, которая ничего об этом не знала, по неведению уничтожила его весь, а вместе с ним и свой мир.

– Да, – отвечает женщине Керанг. – Моя работа – предотвращать убийства. Я не могу позволить себе пройти мимо такого опасного оружия, как «Цепь».

– Тогда где же ты был раньше? – говорит Широн, хотя сама все понимает. – «Цепь» хоть дремлет где-то, а другие…

– Я видел «Иглу» и «Милосердие», – говорит он, и слова его означают, что у него есть все данные на их владельцев. – Прекрасное оружие.

При этом он имеет в виду не красоту теней, чей облик сквозит в профиле женщины, и не красоту жидкости правильной температуры в граненом стакане, в котором золотисто играет солнечный свет. Он говорит о красоте логики, о крещендо «аксиома-аксиома-вывод-доказательство», о quod erat demonstrandum[68].

– Убить способно не только «Милосердие», а любое оружие или даже осколок стекла, – говорит Широн, которая понимает гостя. – Эффекта «Иглы» можно добиться лекарством или, если есть время и нейрохирург, соответствующей операцией. Про «Цепь» такого не скажешь.

Она встает, снимает со стены картину с изображением горы, кладет на столик лицом вниз и аккуратно сворачивает в рулон.

– Я родилась на этой горе, – говорит она. – Что-то похожее там еще остается, в бывшем моем мире. Сейчас вряд ли кто-нибудь пишет в такой манере. Ее знают разве что историки искусства. Я не художник, но гору я написала сама, потому что есть вещи, которые помню только я. А теперь ты хочешь начать все сначала.

– Сколько патронов вы истратили? – спрашивает Керанг.

Для «Цветка» не нужны специальные патроны, он может стрелять и незаряженный, – важно, сколько раз она выстрелила.

Широн смеется низким, хрипловатым смехом. Она не так глупа, чтобы доверять Керангу, но ей нужно, чтобы он ей поверил. Она снимает с плеча «Цветок» и берет обеими руками, так, чтобы Керанг рассмотрел его хорошенько.

Три лепестка опали, четвертый вот-вот упадет. Число не имеет отношения к вопросу, но Керанг об этом не знает.

– Вы были его хранителем очень долго, – говорит Керанг, рассматривая метку мастера, но не прикасаясь руками.

– Я и буду его хранить, пока сама не стану куском льда, – говорит Широн. – «Цепь» вам кажется слишком опасной, но если ее уничтожу я, нет гарантии, что вы сами не исчезнете…

– Я хочу, чтобы вы уничтожили не «Цепь», – тихо говорит Керанг. – Нужно уничтожить род Ариганы. Неужели вы думаете, я пришел бы к вам с менее важной задачей?

Некоторое время она молчит, не зная, что сказать.

– Так значит, ты выследил потомков Ариганы.

Он молчит, и его молчание означает согласие.

– Их должно быть немало.

«Цветок Ариганы» уничтожает весь род, включая первого предка, изменяя прошлое и не затрагивая только своего владельца. В том мире, где когда-то жила Широн, историки называли Аригану почетной гостьей империи. Но Широн давно выяснила, что Аригана была не гостьей, а пленницей, и ее тюремщики силой заставили ее стать оружейницей. Каким образом Аригане удалось создать оружие такой огромной разрушительной силы, никто не знает. «Цветок» стал ее главной местью, потому что больше всего в империи почитали свой род и предков.

Если потомки Ариганы существуют, то «Цветок» уничтожит всех и, вернувшись в прошлое, уничтожит саму Аригану и ее изобретения. А для Широн закончится заточение в этом времени, хотя вернуться в свое она все равно не сможет.

Широн похлопала по тугому рулону. Гора испарилась, но Широн лишилась ее много жизней назад. Бесшумная молния чиркнула в воздухе, освободила Керанга от фальшивой человеческой оболочки, внесла свои, взятые из глубины памяти тупикового вида поправки в те логичные уравнения, благодаря которым его создали. У картины было еще одно назначение, как и у всех вещей в этой комнате – Широн верила в полезность многофункциональности, – но она и так сослужила ей хорошую службу.

Тело Керанга падает на диван. Широн оставляет его там лежать и уходит.

В первый раз за долгие годы она уезжает из Блэквилла. Вещей с собой у нее почти нет, все, что понадобится, она купит в дороге. Блэквилл ее не задерживает, потому что тут ее знают и помнят, что ее нельзя трогать. Ее номер Блэквилл оставит за ней, и там всегда будет убрано, и всегда, каждый вечер, ее будет ждать элегантный стакан со свежей водой правильной температуры, близкой к точке замерзания.