Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

В течение следующей недели Кития кормила меня, учила правильно говорить и правильно себя вести и в конце концов принесла мне одежду, тунику и чулки, гордо сообщив, что сделала их сама в классе. Я искренне поблагодарила ее и спросила, где тут можно постирать мою старую одежду. Девочка ужасно удивилась, потом пригляделась к моей одежде повнимательнее, пощупала ее и сказала:

– Ой, да она же мертвая! А я‑то думала, она просто уродская.

Ее подарок был изготовлен не из ткани, а из тонкого плотного сплетения растительных волокон, поверхность которого напоминала крылья бабочки. Как только я надела новый наряд, он плотно охватил мою кожу. Поначалу я подумала, что у меня аллергия, потому что отчаянно зачесалась, но это всего лишь бактерии, живущие в волокнах, деловито выедали пот, грязь и отмершие клетки эпидермиса, скопившиеся на коже. Мне потребовалось несколько дней на то, чтобы преодолеть свои рефлексы и доверить живой одежде ликвидацию более объемных отходов. До того я ходила испражняться в лес, не сумев найти ничего напоминающего туалет. Попытавшись же выяснить это, я столкнулась с таким смущением, что не рискнула развивать эту тему, решив, что она строго табуирована.

И все это изготовила девочка менее чем тринадцати лет от роду! Она не могла объяснить мне, как она это сделала, так, чтобы я поняла. Ну, представьте, что от вас требуется объяснить идею поиска по каталогу человеку, который не только никогда в жизни не видел библиотеки, но и не подозревает о существовании электричества, и хотя, возможно, знает, что такое письменность, но сам продвинулся не дальше азбуки. Как-то раз она отвела меня к себе в школу во внеурочные часы и показала свое рабочее место: большой деревянный поднос, наполненный сероватым мхом, с двойным рядом баночек, в каждой из которых содержались жидкости или порошки, которые я могла отличить друг от друга разве что по цвету. Единственными инструментами, которые она использовала, были разнообразные шприцы и пипетки, черпаки и щетки.

Вернувшись домой, я написала в своем растущем докладе, который могла отправить не раньше чем через месяц: «Этому народу нет цены. Они нам решительно необходимы».

Четвертое уточнение

В течение этих первых недель со взрослыми я дела не имела. Временами я встречала их на улицах, и в домах рядом с моим кто-то жил, но они никогда не заговаривали со мной и не смотрели на меня в упор. Против моего проживания в деревне никто не возражал, но это была не столько молчаливая поддержка, сколько нежелание признавать само мое существование. Я разговаривала с Китией и другими детьми и старалась не терять терпения. Я надеялась, что рано или поздно мне представится шанс принести какую-либо очевидную пользу.

В конце концов оказалось, что именно моя бесполезность пробила брешь в стене. Рано утром поднялась суматоха. Кития в это время показывала мне модель своих крыльев – она была как раз в том возрасте, когда пора их проектировать. В течение следующего года она должна была вырастить у себя паразита, создающего крылья, а пока что баловалась с миниатюрными копиями, которые взлетали с рабочего стола, тонкие как паутинка и подергивающиеся от непроизвольных мышечных сокращений. Я старалась скрыть свое отвращение.

Когда начался шум, Кития подняла голову, небрежно выбросила свою модельку в окно, где на нее тут же накинулись сразу несколько птиц, и устремилась к двери. Я последовала за ней на площадь. По краям площади толпились дети, они наблюдали за происходящим, храня непривычное молчание. На земле лежали пять женщин. Все они были окровавлены, одна – мертва. Раны двух, похоже, были смертельны. У всех имелись крылья.

Несколько человек уже трудились над ранеными, набивая открытые раны буровато-белой губчатой массой и зашивая их. Я была бы только рада чем-то помочь, не столько даже из естественного сострадания, сколько исходя из хладнокровных соображений, что любая критическая ситуация ломает социальные преграды. Должна признаться, что воздержалась от вмешательства я не оттого, что так совестлива, а практично рассудив, что мои собственные познания в медицине не столь велики, чтобы чем-то здесь пригодиться.

Так что я скорее отошла подальше, чтобы не путаться под ногами, поскольку обратить эту ситуацию в свою пользу не могла. И тут я наткнулась на Бадеа. Она стояла на краю площади, наблюдая за происходящим.

Стояла она в одиночестве. Других взрослых поблизости не было, и руки у нее были в крови.

– Вы тоже ранены? – спросила я.

– Нет, – лаконично ответила она.

Я решилась высказать озабоченность по поводу ее подруг и спросила, не в бою ли они ранены.

– До нас доходили слухи, что эспериганцы вторгаются на вашу территорию, – добавила я. Это была первая представившаяся мне возможность хотя бы намекнуть, что наши власти им сочувствуют. Дети, когда я спрашивала у них, продолжаются ли теперь боевые действия, только пожимали плечами.

Она тоже пожала одним плечом, сложенное крыло поднялось и опустилось. Потом сказала:

– Они оставляют в лесу свое оружие, даже там, куда они сами проникнуть не могли.