Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

Эта область пространства обладала множеством имен. Астрономы, которым принадлежала честь ее открытия, много веков назад нарекли ее Бхат‑16. Позже физики прозвали ее Затоном. И наконец, тем, кто прибыл сюда, тем, кому она снилась по ночам, она была известна просто как Пасть.

То была черная дыра, подобных которой никто не видывал прежде[117].

На третий день пребывания диска на орбите он уже пролетел в общей сложности триста восемьдесят миллионов миль, составлявших малую долю полной длины его траектории. Когда же подошел к концу семьдесят второй час на орбите, с корабля в сердце гравитационного колодца опустили маленькое, всего сотню килограммов весом, свинцовое грузило, привязанное к кораблю нитью столь тонкой, что даже математики соглашались приравнять ее к идеальной линии.

Нить эта вытягивалась и вытягивалась, как тысячекилометровое неразрушимое четырехвалентное волоконце, пока наконец не коснулась глади мрака. И в той точке, куда она была прикреплена, ощутили слабый музыкальный резонанс, разнесшийся по всей углеродной шкуре корабля. Немыслимая гравитация и такой крохотный сдвиг.

На четвертый день корабль изменил курс сперва чуть заметно, однако неуклонно.

Он начал падать.

Старик заботливо вытер кровь с лица молодого человека.

– Улии уль квисалль, – произнес юноша. Не прикасайся ко мне.

Старик кивнул.

– Ты говоришь на туси, – сказал он. – Я тоже.

Юноша подался ближе, и брызги его крови попали на старика.

– Слышать его из твоих уст неслыханная мерзость.

Глаза старика сузились в щелочки. Он вытер кровь со своей щеки.

– Мерзость, – повторил он. – Вероятно, ты прав.

Он вытянул вперед руку так, чтобы молодой человек мог видеть его движения. В ней был скальпель.

– Знаешь ли ты, почему я здесь? – поинтересовался он.

Свет блеснул на кромке лезвия.

На сей раз уже старик подался как мог ближе.

– Я здесь, чтобы как следует изрезать тебя.

Старик коснулся лезвием щеки молодого человека, под самым его левым глазом. Сталь оставила след на бледной коже.

Лицо юноши ничего не выражало, он смотрел прямо перед собой. Его глаза были как синие камни.

Старик подумал немного.

– Но, – продолжил он, – я теперь вижу, что это было бы для тебя благодеянием.

Он отнял руку со скальпелем и провел большим пальцем вдоль челюсти молодого человека, по сетке зарубцевавшихся шрамов.

– Ты вряд ли почувствуешь что-нибудь.

Молодой человек сидел в своем кресле совершенно неподвижно. Руки его были привязаны к подлокотникам тонкими ремешками. Он выглядел как мальчишка. Волосы только начинали пробиваться на его щеках.

Старик подумал, что когда-то этот человек должен был быть очень красив. И это объясняло происхождение шрамов. В психопрофиле юноши, вероятно, значится тщеславие. А может быть, профили ничего не значат. Быть может, они теперь всех их так уродуют.

Старик протер глаза, чувствуя, как гнев покидает его. Он вернул скальпель на место среди прочих сверкающих инструментов.

– Поспи, – сказал он юноше. – Тебе это нужно.[118]

И Вселенная свелась к тиканью часов.

– Куда мы направляемся? – спросил юноша, когда прошло еще несколько часов.

Спал он или нет, старик не заметил. По крайней мере, он хранил молчание.

Старик встал из-за панели управления, коленные суставы противно хрустнули. Но ускорение все же прибавило веса его ступням, так что даже простая ходьба была приятна. Он протянул юноше питье.

– Пей! – приказал он, отвернув колпачок.

Юноша посмотрел на него с подозрением, но сделал долгий глоток.

– Куда мы направляемся? – повторил он.

Старик не обратил на него внимания.

– Они уже пытались меня допрашивать, – сообщил юноша. – Я не сказал ничего.

– Я знаю. Если бы ты сказал им то, чего они от тебя добивались, тебя бы здесь не было.

– И теперь они посылают меня еще куда-то? Чтобы попытаться снова?

– Да, еще куда-то. Но не затем, чтобы попытаться снова.

Молодой человек долго молчал. Потом он сказал:

– И для этого им нужен ты.

Старик усмехнулся:

– А ты сообразительный пацан.

В глазах юноши полыхнули ярость и неизмеримая боль. На предшествовавших допросах с ним не церемонились. Он рванул ремни, пытаясь высвободить руки.

– Скажи мне, куда ты меня везешь! – потребовал он.

Старик посмотрел на него сверху вниз.

– Ты напуган, – констатировал он. – Я знаю, о чем ты думаешь. Ты хочешь вырваться из пут. Ты думаешь: вот если бы я только высвободился… а-ах, чего бы ты только со мной ни сотворил. – Старик покосился на лоток, полный сверкающих стальных инструментов. – Тебе бы хотелось воткнуть в меня это лезвие. Тебе бы хотелось сейчас занять мое место, хотелось бы, чтоб я сидел перед тобой.

Старик опять наклонился близко к юноше и прошептал ему в ухо:

– Но ты ничего не понял. Это я тебе завидую.

Падая, корабль издавал рокочущий гул.

Заряженные ионы бомбардировали углеродное покрытие.

– Почему ты не скажешь мне, куда мы направляемся?

Юноша повторял вопрос каждые несколько минут. В конце концов старик подошел к панели и нажал какую-то кнопку. Стена превратилась в огромный дисплей, отобразивший космос и Пасть, что неясно вырисовывалась прямо по курсу.

– Туда, – сказал старик. – Мы летим туда.