Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

Прошло еще несколько часов, и черная дыра заполнила весь экран. Звезды вокруг ее края растягивались и мерцали, истерзанный небосвод складывался в новую конфигурацию.

Юноша сидел в молчании.

Старик проверил показания приборов:

– Мы пересечем радиус Шварцшильда через шесть минут.

– И мы умрем?

– Ничего столь простого с нами не случится.

– Ты говоришь загадками.

Старый математик поднял скальпель и приставил палец к кончику лезвия.

– То, что случится, когда мы пересечем этот радиус, будет не противоположностью бытия, но его инверсией.

– Что это означает?

– Ага, ты стал задавать вопросы. Назови мне имя, и я отвечу на любой твой вопрос.

– Почему я должен называть тебе имена? Чтобы те, кто их носят, оказались в таких же оковах?

Старик покачал головой:

– Ты упрям, я это вижу. Так что я тебе сделаю маленькую поблажку. Радиус Шварцшильда определяет самую близкую к сердцевине дыры орбиту, внутри которой все объекты не могут вырваться наружу – и даже коммуникационные сигналы. Это важно для тебя, потому что, когда мы окажемся внутри радиуса Шварцшильда, задавать тебе вопросы станет бессмысленно, поскольку я не смогу передать полученную информацию. После этого ты будешь для меня бесполезен.

– Ты сказал, что мы все еще будем живы, когда пересечем эту границу?

– Для большинства черных дыр это не так – нас бы уже давно разорвало на части, задолго до того, как мы могли бы ее достичь. Но это совсем особенная дыра – сверхмассивная и старая, как само время. Для объекта таких размеров воздействие приливных сил сказывается в меньшей степени.

Изображение на экране сдвинулось. Звезды, словно в замедленной съемке, уплыли за границу круга тьмы. Чернота заполонила всю нижнюю часть экрана.

– Черная дыра – это двумерный объект. Нет границы, которую мы могли бы перейти. Нет входа, куда мы могли бы войти. На самом деле ничто не может в нее упасть. На горизонте событий математика времени и пространства становится обращенной.

– О чем это ты?

– Для удаленного наблюдателя падающие объекты будут приближаться к горизонту событий бесконечно долго, но с течением времени всего лишь возрастет их красное смещение.

– Снова загадки. Зачем ты это делаешь? Почему бы просто не убить меня?

– Телескопы отслеживают наше падение. Они все записывают.

– Зачем?

– Это предупреждение.

– Пропаганда, ты хочешь сказать.

– Чтобы другие увидели, что может с ними случиться.

– Мы не боимся смерти. Награда ждет нас в посмертии.

Старик потряс головой:

– Наша скорость будет возрастать, а время – замедляться. Камеры покажут сторонним наблюдателям, что мы никогда не достигнем черной дыры. Мы никогда не переступим ее порога.

Юноша был явно в замешательстве:

– Ты все еще не понимаешь. Нет там линии, за которой мы умрем. Там время просто перестанет существовать. Там Вселенная сожмется в точку, все виды энергии истощатся, остановится движение всей материи, навеки вмороженной в этот последний математический барьер. Ты никогда не получишь своего воздаяния, потому что ты никогда не умрешь.

Лицо молодого человека побелело как мел, а затем его глаза расширились.

– Ты не боишься стать мучеником. – Математик сделал жест в направлении видового экрана. – Так, может, хоть это тебя проймет.

Корабль подлетал все ближе. Звездный ручеек разливался по краю зиявшей в пространстве раны.

Старик положил руку на плечо юноши и приставил скальпель к горлу молодого человека.

– Скажи мне имена, и это закончится быстро, пока у тебя еще есть время. Мне нужны имена – прежде чем мы пересечем горизонт.

– Так вот что ты предлагаешь?

Старик кивнул:

– Смерть.

– Что ты сделал, чтобы тебя послали с такой миссией?

– Я доброволец.

– Зачем тебе это?

– Я устал. Мой разум одряхлел. Я слишком долго пробыл на этой войне.

– Но ты сказал, что веруешь в Господа. Ты тоже не получишь посмертного воздаяния.

Старик позволил себе улыбнуться в последний раз:

– Моя посмертная участь могла быть не столь приятной, как твоя.

– Откуда ты знаешь, что все это правда? То, что ты говорил. Про время. Как ты можешь быть уверен?

– Я видел снимки с телескопов. Предыдущие корабли разбросаны по горизонту событий, как жемчужины, уловленные в сети асимпотики. Они все еще там. Они всегда будут там.

– Но как ты можешь знать, что это правда? Это может быть еще одна разновидность пропаганды. Ложь. Может быть, на самом деле все это работает не так.

– Это не имеет значения. Важно то, что корабль останется здесь до конца времен, как предупреждение для всех, кто взглянет сюда. Наши с тобой цивилизации как пришли, так и уйдут, а мы все еще будем видны. Мы будем падать вечно.

– Но это может быть ложью.

– Ну, мы с тобой мастаки принимать всё на веру. Ты и я. Назови мне имена.

– Не могу.

Старик вспомнил своих дочерей. Кареглазку и синеглазку. Они ушли навеки. Из-за таких, как этот юноша. Но не из-за этого юноши, сказал он себе.

Старик перевел взгляд на фигуру в кресле. Он мог быть на месте этого юноши, если бы обстоятельства сложились иначе. Если бы его вырастили так, как вырастили этого юношу. Если бы он видел то, что довелось видеть ему. Юноша – всего лишь пешка в этой игре.