Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Я присел и присмотрелся. Из комьев грязи в самом деле выглядывала рука, сжимавшая рукоять, сквозь клочья сгнившей плоти виднелся тусклый бронзовый блеск. Я понял, что из-за потрясения не обратил внимания на обломки клинков, обрывки доспехов, кожаные ремни и заклепки, валявшиеся повсюду. То тут, то там на высохших скрученных шеях тускло блестел металл, возможно олово.

– Так кто это? – спросил я.

Лысенко пожал плечами.

– Татаро-монголы…

В истории он разбирался даже хуже, чем в биологии. Татаро-монгольские племена никогда не заходили так далеко на север, и в бронзовом веке эти люди здесь не жили. До сегодняшнего дня я понятия не имею, кем были эти мертвые варвары и откуда пришли.

Но на другой стороне ямы, ближе к лагерю, все выглядело совсем по-другому. Верхние два метра пирамиды отсутствовали напрочь, словно крышку гипотетического короба приоткрыли. А разбросанные тела, я насчитал их ровно десять, принадлежали бывшим заключенным лагеря: исхудавшие, в тонких робах. Эти погибли совсем недавно, но на их лицах застыло то же выражение ужаса, что и у древних мертвецов. Рядом валялись лопаты.

– Что это? – спросил я Лысенко. – Адская машина Берии?

Он бросил на меня удивленный, нетерпеливый взгляд.

– Вы нас переоцениваете, – сказал он. – Эту технологию изобрели не мы. И смею предположить, что и не вы.

– Тогда кто?

– Возможно, какая-то забытая цивилизация из глубокой древности или вообще не из нашего мира.

Некоторое время мы молча взирали на черный пустой треугольник, затем обогнули круг до конца и вернулись к Марченко, который все еще стоял у грузовика.

– Что здесь произошло? – спросил Лысенко.

Марченко указал на лагерь, затем на землю.

– Там вход в шахту, – сказал он. – Штреки идут прямо под нашими ногами. Несколько дней назад произошел обвал. Земля просела, и открылся этот объект и павшие бойцы. Мы послали заключенных осмотреть провал и выкопать тела, а если найдут, то и артефакты. Но спустя несколько мгновений они погибли.

– Скажите прямо, – потребовал Лысенко. – Вы имеете в виду, что их расстреляла охрана?

Полковник покачал головой.

– Так бы случилось, если бы они не подчинились приказу. Но они его выполнили. Вероятно, их убил объект, не оставив при этом никаких видимых следов. Возможно, он испускает ядовитый газ, я не знаю. Это вы и должны определить.

Его рассказ показался мне невероятным, по крайней мере неполным, но сейчас не было времени на споры.

– Ради всего святого! – вскричал я. – Хотите, чтобы мы тоже погибли?

Марченко оскалился, сверкнув золотой фиксой.

– Вот ведь проблема, да? Вы же ученые. Вот и решите ее.

Подобное безразличие повергло нас в ярость, но ничего другого не оставалось, как взяться за решение задачи. Спустя час или два из лагеря приехал грузовик, привез простое оборудование, которое мы запросили. Мы с Лысенко спустились в яму, встали в паре метров от черного проема. Рядом гудел грузовик, двигатель работал, чтобы привести в действие прожектор, освещавший темный треугольник. Трофим поднес к отверстию длинную палку с прикрученным к ней боковым зеркалом, снятым с машины. Я стоял впереди него, поддерживая шест плечом, и смотрел в зеркало через бинокль, позаимствованный, вне всякого сомнения, у лагерного охранника. Мы просунули свое наскоро сделанное приспособление в темную щель примерно на дюйм, но ничего не произошло. Стали продвигаться дальше, Трофим крутил зеркальцем и так и сяк. Увеличенное изображение в зеркале по большей части показывало лишь то, что находилось поблизости.

– Вы что-нибудь видите? – спросил Лысенко.

– Ничего, – ответил я. – Только углы, где сходятся стороны. Идут так далеко, насколько видно. А ниже лишь темнота. Очень глубоко уходят.

Мы отступили и выбрались наверх.

– Какой размер у этой штуковины? – спросил я Марченко.

Он потоптался на месте, поглядел по сторонам и ткнул пальцем в землю.

– Похожая верхушка торчит из свода штрека, прямо под нами, – сказал он.

– На какой глубине?

Он быстро облизнул губы.

– Метров сто.

– Если устройство имеет форму куба, – сказал я, – то по диагонали выйдет четыреста футов. О боже!

– У нас есть причины полагать, что это куб, – заметил Марченко.

– Отведите нас к нижней вершине, – сказал Лысенко.

– Вы согласны? – спросил меня полковник.

– Да, – ответил я.

* * *

Над входом в лагерь висел транспарант с надписью: «Труд в СССР – дело чести и славы». Из окна грузовика мы не заметили, чтобы в этот день кто-то из обитателей лагеря пытался снискать себе честь и славу. У дверей каждого барака стояли охранники. Но к подъемнику пригнали троих тщедушных бедолаг, чтобы они привели его в действие. Подразделение полковника окружило вход в шахту. Мы с Лысенко, Марченко и еще сержантом, который держал шест с зеркалом, спустились в клетке. В лучах налобных фонарей блестела урановая смолка. Мне показалось, что мы шли по штреку несколько часов, но, судя по наручному хронометру, всего лишь пятьдесят пять минут. Обвал был расчищен. Нижняя вершина куба, словно острие кинжала, пронзала свод, выходя всего лишь на несколько дюймов. Но она была не черной, а блестящей и испускала голубоватый свет.