Ее тихий, бесстрастный, быстрый монолог продолжался, периодически прерываясь глубокими медленными вздохами. Я наблюдал за изображением, которое проецировалось на стену: бледно–зеленые слова или выражения выскакивали на экран, рой голубых точек — близких по смыслу значений — собирался вокруг них быстро растущей грибницей, выпрастывая оранжевые побеги антонимов, красные петли непонятно как связанных с делом слов и серые волокна этимологических связей. Структуры сращивались, стабилизировались или повторяли цикл развития, и скоро в информационном массиве проявилась гомологичность; структуры отталкивались, крутились, притягивались друг к другу, сливались воедино, таща за собой прародителей, пока я наконец не поднял руку и тихо не произнес:
— Сердечник, достаточно.
Фраза «Сердечник, достаточно» какое–то время мерцала бледно–зеленым цветом, а потом исчезла, сменившись единственным словосочетанием «ПРОЦЕСС ЗАВЕРШЕН».
Хорейси зашевелилась, переключила глаза. Села рядом со мной, слишком близко, если судить по правилам этикета, но на таком расстоянии, чтобы я не решил, будто она предлагает себя. И я опять подумал о том, как поступил бы, если бы она все–таки подошла вплотную, и сразу испугался, ведь тогда кто–то мог заметить, что тут не самое обычное дело и Лийт не просто пользуется своей напарницей из Общинников; что, если она действительно мне нравится и кто–то об этом узнает?
— Четыре возможные синекдохи, — констатировал я. — И даже одна катахреза намечается. Возьму ее и посмотрю, кто гломит.
— Компания не нужна?
— В той части города очень много банд. Сейчас мне надо просто навести справки, и вдвоем ходить не стоит. Так сразу несет копами, а с копами там всякие несчастья происходят.
Хорейси кивнула, я только порадовался, что она не стала настаивать. В физической драке ее помощь увеличила бы мои шансы всего на девять процентов, а из–за Жукоглазой леди (так ее звали информаторы) коммуникабельность падала на целых двадцать два.
Она обняла меня; надеюсь, на камере жест выглядел достаточно раболепным, но, полагаю, раньше он так и смотрелся.
— Будь осторожен, — сказала она.
Я мягко оттолкнул ее и ответил:
— Я всегда осторожен, — и изо всех постарался сделать равнодушное лицо, когда она улыбнулась. Еще одна шутка, понятная только нам.
По большей части существуют всего четыре причины, по которым около шестнадцати из семнадцати прыгунов в мезоисторический период (то есть приблизительно 3151 человек из 3349) отправляются в путь:
1) одержимость какой–то исторической проблемой (сейчас практически на всех фотографиях, сделанных на месте убийства прэзиданта Рейгана, стоит около десятка человек с камерами и в костюмах по моде следующих трех веков);
2) финансовые схемы со сложными процентами (мы полагаем, что в изначальной истории Биржевого пузыря 1641 года вообще не существовало);
3) фантазии, из–за которых человек думает, что смог бы перещеголять любого исторического завоевателя (через Профилаксическую программу Уэннесса за десять лет проходит столько потенциальных Гитлеров и Наполеонов, что ими можно заселить целый квартал многоэтажек);
4) серийные убийства (в дебрях истории есть немало мест, где маньяков практически невозможно поймать).
Но Пероном, скорее всего, двигала какая–то другая причина. Хорейси считала, что среди тех, кто не укладывался в общую схему, можно выделить еще два класса, и, по ее мнению, Альварес принадлежал к шестому. Если она была права, то ситуация была намного хуже, чем казалась на первый взгляд. Я даже не мог подсчитать насколько.
— Я ищу парня, которого, скорее всего, кличут Безухим. Сделка обычная, ты знаешь, с «бенджаминами» у меня всегда хорошо. — Я показал женщине пять полуторатысячных долларовых купюр, и Пиклс осклабилась при виде улыбающегося Дизраэли. — Его также могут звать Голландским Эйнштейном или доктором Голландцем, и эти имена он любит, в отличие от Безухого.
Пиклс редко мылась, но по–прежнему одевалась так, чтобы показать товар лицом. Я отодвинулся от нее, но она все равно подсела ближе. Я видел, как двигаются ее губы: полторы, три, четыре с половиной… Она была бы счастлива и десятой доле той суммы, что я плачу, — но после семи с половиной тысяч она обязательно запомнит наш разговор.
Через минуту Пиклс кивнула:
— О новом парне я слышала, но не встречала. У него уха нет, если мне память не изменяет. — Она захихикала или, скорее, затряслась, собирая мокроту. — Понял, да? — Похоже, думала, что пошутила. — Он сейчас вычислителем работает в Гейгер–банке Брока. Я там поставила на четыре–одиннадцать–сорок четыре, но ни черта, так что фальшивка все это.
Пиклс продавала информацию всем: полиции, Бюро по контролю алкоголя и оружия, всяким сверхсекретным агентствам, всем местным бандам и, скорее всего, еще кому–то, о ком я понятия не имел. Если ты что–нибудь сообщал ей. то, считай, рассказывал всем; я хотел, чтобы Безухий знал — его ищут.