— Что не гарантирует отсутствия, заражения на данный момент, — спокойно заметил Иризарри.
Коль скоро ей охота разыгрывать спектакль, он будет сохранять хладнокровие.
— Я сказал: крысины. Во множественном числе.
— Еще возмутительней. Мистер Иризарри, если вами движет непродуманная попытка завысить гонорар…
— Отнюдь. — Он намеренно произнес это решительно, но без тени возмущения. — Начальник станции, насколько я понимаю, сейчас я скажу то, что вам слышать совсем не хочется, но вы должны ввести на «Кадате» карантин.
— Невозможно, — отрезала она, словно он попросил ее направить «Кадат» сквозь кольца Сатурна.
— Конечно, возможно! — сказал Иризарри, и она наконец смерила его взглядом, возмущенная тем, что он осмелился ей противоречить. Мангуст вонзила ему в шею коготки. Она не любила, когда он сердился.
Вообще–то дело не в этом. Иризарри и сам знал, что ярость — пустая трата сил и времени. Данная эмоция ничего не способна решить и урегулировать. Не может вернуть то, что потеряно. Людей, жизни. То, что смыло потоком времени. Или то, что прошло, хотим мы того или нет.
Но ВОТ ЭТО…
— Вы ведь знаете, что может сотворить колония взрослых крысин, не так ли? С собранными в замкнутом пространстве людьми, которые станут для них добычей? Скажите мне, начальник станции, может, вы стали замечать, что в сараях ютится меньше народу?
Она вновь отвернулась, вычеркивая из своей космологии сам факт его существования, и сказала:
— Мистер Иризарри, данный вопрос закрыт для обсуждения. Я наняла вас для того, чтобы разобраться с предположительной возможностью заражения. И рассчитываю на то, что вы справитесь. Если вы считаете, что не в состоянии решить задачу, то, само собой, я охотно позволю вам отбыть со станции на любом корабле, который возьмет вас на борт. Полагаю, что в систему отправляется «Артур Гордон Пим», или же вы предпочитаете двинуться в направлении Юпитера?
Иризарри напомнил себе, что вовсе не обязан выиграть в этой стычке. Он может отойти в сторону, попытаться предупредить кого–то еще, вместе с Мангустом убраться прочь с «Кадата».
— Хорошо, начальник. Но когда ваши секретари начнут исчезать, вспомните о том, что я вас предупреждал.
Когда он дошел до самых дверей, она крикнула:
— Иризарри!
Он остановился, но поворачиваться не стал.
— Я не могу, — низким голосом торопливо проговорила она, словно боялась, что ее могут подслушать. — Не могу я ввести карантин на станции. В этом квартале наша численность и так в убытке, и новый комиссар… У меня куча неприятностей, разве не понимаете?!
Он не понимал. Даже не желал в это вникать. Ибо и поэтому тоже он — странник, который никогда не хотел быть похожим на нее.
— Если Сандерсон станет известно о карантине, она прознает и о вас тоже. Мистер Иризарри, ваши документы в полном порядке для скрупулезного рассмотрения?
Он повернулся, уже раскрыв рот, чтобы сказать, что он думает о ней и ее грубых попытках шантажа, но она опередила его:
— Я готова удвоить гонорар.
В тот же миг Мангуст дернула его за волосы, и он ощутил, как рядом с его позвоночником часто и сильно бьется ее сердце. И его слова прозвучали ответом на страдания зверька, а не на предложение взятки от начальницы станции.
— Все в порядке, — сказал он. — Я сделаю все возможное.
Подобно эпидемии, личинки и крысины распространялись из одного исходного пункта — Нулевого Пациента, в данном случае им являлась щель в пространстве–времени, сквозь которую пробралась первая личинка. По мере того как плодятся личинки, образуется все больше прорех, но именно та, самая первая особь вырастет настолько большой, чтобы превратиться в крысину. Тогда как личинки ленивы и медлительны — они твари весьма энергосберегающие, как чопорно говорят аркхемцы, — и никогда не уползают дальше, чем это необходимо для того, чтобы найти удобную плоскость для прикрепления, крысины действуют вполне обдуманно. Они охотятся поблизости от первоначальной щели, чтобы дорога к отступлению была всегда открыта. И постоянно расширяют прореху.
Личинки не представляют собой угрозы, хотя являются досадной неприятностью: расходуют ценный кислород, закупоривают сеть воздуховодов, пожирают домашних питомцев, истекают с потолков липкой жижей и противно влажно хрустят под ногами. Крысины куда как хуже, они — самые настоящие хищники. Их естественной добычей могли бы быть личинки, но они нападали на некрупных джилли или маленьких людей.
Но даже они не столь опасны, как твари, из–за которых Иризарри не мог сомкнуть глаз во время двух отведенных на сон смен. В прорванную личинками и расширенную крысинами щель могли пробраться хищники, стоящие на самом верху этой чуждой пищевой цепи.