Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

Говоря научным языком, я представляю собой этиологическое искажение. Другими словами, во мне есть нечто, не согласующееся с причиной и следствием. Я независимый сгусток невероятности. Если вам угодно, можете назвать меня колдуном или чокнутым, это намного проще выговорить. Но если я услышу, есть вероятность, что вы в темноте споткнетесь о детский велосипед или наткнетесь на открывающуюся дверь и что–то себе сломаете. Не то чтобы я обращал внимание на подобные выпады, но вот мое подсознание… Ничего не могу с этим поделать, так что извините.

В столовой поднялся шум, кто–то вскрикнул, но я махнул рукой, лег в постель и уснул, как делал это на протяжении пяти лет, словно неприкаянная душа. Мой дар или проклятие не позволяет мне оставаться в стороне от того, что меня окружает. Печаль кружилась в водовороте снов. Сонг–Дэм и — как это часто бывало в последнее время — доносящиеся из глубины полутора прошедших столетий гулкие мрачные голоса. Они звенели в моей голове, я читал их на страницах древних книг, обнаруженных в покинутых библиотеках, где пахло гарью, и пытался обрести тишину, словно старый растолстевший пес, страдающий от невыносимой боли. Голоса звучали на английском, этот язык был мне знаком так же хорошо, как и родной. Сначала я учился ему на улицах, а затем совершенствовал в школе для одаренных детей. Я ничего не знал об авторе, лишь чувствовал, что это человек, всецело принадлежащий своему времени. Его слова нашли отклик в моей обожженной душе. Вероятно, и ему была хорошо знакома эта боль, и он пытался ее успокоить.

У звезд — шепнет она, — нет глаз,
А небо — словно в паутине;
Из нашей местности пустынной
Закатный слышен солнца глас:

«Природы образ нашей всей

С мелодией ее густою —
Лишь эхо от меня глухое,
Пустая форма из теней»…[82]

Я проснулся утром (по времени Земли, выверенному по Сеулу, GMN+9 часов), как всегда, в одиночестве, просто полая форма, и, как обычно, жутко голодный.

После обильного завтрака отправился понаблюдать за работой Мигла в замкнутом контуре — с аудиовизуальной записью, предоставляемой для экспертизы, исследований и архивации военными системами слежения. Сегодня он, положив руки на колени ладонями вверх, сидел в позе для медитаций на полу небольшой комнатки, похожей на часовню неизвестной религии, если только святилища могут быть оснащены голографическими дисплеями с голосовым управлением (не исключено, что так оно и есть, я далеко не религиозный человек). Дыхание Мигла было медленным и равномерным, вероятно, так он старатся обрести необходимое для работы спокойствие. Открытые слепые глаза неподвижно смотрели куда–то вдаль, вероятно, в темно–синюю глубину исследуемого объекта. Вокруг головы терновым венцом торчали бесчисленные щупы датчиков, регистрирующих квантовое состояние его головного и спинного мозга, его медитативное сознание.

— Смотрю на судно сверху, — пробормотал он. — Все еще не могу' найти путь внутрь. Пока не могу.

Уголки его губ чуть заметно приподнялись. «Побеждает тот, кто не боится рисковать, — вспомнилось мне. — Всегда верен. Ура–ура!» Что ж, его необычные способности и правда требуют спокойствия и сосредоточенности. А мой сомнительный дар проявлялся сам по себе.

— Возвращайся к сигнальному канату, — раздался чей–то скрипучий голос.

Но в комнате кроме Мигла никого не было. Я предположил, что это его руководитель. Или оператор, неизвестно, как у них это называется.

— Физически он слеп, это мне понятно, — обратился я к офицеру медицинской службы, сидящему рядом со мной в будке наблюдения. — Но не может ли отсутствие представления об объекте послужить некоторой помехой в его догадках?

— Удаленный наблюдатель не выдает догадок.

— Я не хотел никого обидеть. Я имел в виду искажения, вызванные предвзятым мнением, кажется, это называется фронтальной загрузкой. — Ну, к примеру, это дурацкое стазис–поле. Можно ли быть уверенным, что в результатах не будет примеси чепухи из комикса, который он читал в детстве?

— Мистер Мигл давно преодолел эти трудности, мешающие новичкам, — недовольно отрезал медбрат, явно раздраженный моей бесцеремонной болтовней. Коротко подстриженные седые виски и решительный взгляд выдавати в нем ветерана войны в… Я поспешно отогнал эту мысль. — Полковник может позволить себе отклониться от последовательности, предусмотренной традиционных протоколом. Что он и делает, когда его это устраивает. — Я кивнул и пробормотал что–то, давая понять, что полностью согласен. Вероятно, его это успокоило, и он пояснил: — Это обеспечивает полиномиальность пути поиска.

— Гм.