Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

Шагая по туннелю, она взяла крупную ладонь мужа и крепко ее сжала.

— Мы счастливчики, — сказала она.

— Это почему? — не понял Барсук.

— Потому что живем именно там, где должны жить, — объяснила она очевидное.

Затем они вышли из туннеля и зашагали по развороченному экскаваторами карьеру, над которым раскинулось беспредельное небо Вайоминга, и в промежутке между шагами Ханна ощутила, как внутри ее тела что–то изменилось — ощущение было легким, безболезненным и при нормальных условиях ничего бы не значило. Но Ханна остановилась. Она стояла, а Барсук шел дальше. Ханна нежно коснулась себя обеими руками и забыла об инопланетянах и всех их эпических и давно завершившихся проблемах. С каждой секундой все сильнее истекая кровью, она посмотрела на уже далеко ушедшего мужа и еле слышно прошептала:

— Нет… только не сегодня…

ДЖОРДЖ

Несмотря на ночь и время года, густой воздух обжигал жарой и удушливым кислородом, и малейшее усилие приносило страдание. Даже просто стоять тоже было работой, и сильнейшие из них, находя опору на широких досках, копали, и он погружал лопату в мягкую влажную гниль. Все, кроме него, уже произнесли добрые напутственные слова, приберегаемые для подобных случаев, — древние монотонные распевы о лучших мирах и трудных путешествиях, закончившихся спасением, и об огромных заботливых руках, которые все ближе и ближе и скоро протянутся со звезд, чтобы вызволить дорогих покойников. От мертвеца требовалось молчание, поэтому он ничего и не говорил. Эта великая традиция, родившаяся из–за того, что женщина, похороненная намного глубже, ничего не сказала перед смертью, и всех настолько впечатлили ее сдержанность и достоинство, что в ту ночь и появился этот запрет. Как давно это было? Вопрос не имел точного ответа и стал темой для догадок и предположений. А его всегда волновали абстрактные проблемы вроде этой, но сейчас он обнаружил, — что ему все стало безразлично. Жизнь была полна бесполезных идей, на которые он бессмысленно растранжирил свое время, и теперь было жаль впустую потраченных страстей и всего прочего, что не удалось осуществить. Навалилась тоска, настолько опасная и мощная, что ему пришлось положить лопату на доску и помолчать уже иначе, привлекая внимание своей последней выжившей дочери. Она была маленькой, красивой, и очень умной, и более восприимчивой, чем многие. Дочь догадалась о том, что с ним происходит, и, сочувственно глядя на него, сказала с помощью пощелкиваний и трелей, что гордится отцом и принадлежностью к его почетному роду, что ему следует освободить разум от ядовитых мыслей и думать о лежащих под ними мертвых, и как приятно будет перейти в мир, где ждут тысячи терпеливых душ.

Но мертвые — это всего лишь мертвые. Обещанные руки помощи так и не прибыли, ни за срок существования общины, ни за время его жизни. Та радостная вера молодости, которой он когда–то так дорожил, оказалась потрепанной надеждой, а следующий рассвет, возможно, сотрет даже ее. Вот почему стало разумным принять удушливый сон сейчас, пока его разум, пусть и слабо, все еще верит в свое спасение. Потому что, какими бы ничтожно малыми ни были на это шансы, любой другой конец оказался бы еще ужаснее: он мог стать кожаным мешком, наполненным костями и органами, который уже никогда больше не узнает жизнь и будет выброшен на компост в общественный огород. И этот мешок все смогут вспоминать еще три поколения, от силы четыре, прежде чем будущее сотрет даже следы его существования.

И мертвец, к радости дочери и всех собравшихся, снова взял длинную лопату и стал копать. Передние ноги передавали вес тела на лезвие, лопата врезалась в холодную водянистую грязь и возвращалась с очередным куском торфа, который следовало аккуратно положить сзади. Но все же должные слова были сказаны, должные благословения произнесены, а должные движения сделаны, и никто не посмел пожаловаться на жару, или медленное продвижение работы, или на очевидный и печальный факт, что сильнейшие из них едва справляются с работой, которую их предки делали с легкостью. Во всяком случае, так утверждали старинные предания.