Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

Он посмотрел на юг, пытаясь определить, далеко ли поезд. Когда Шабан был мальчиком и наблюдал за «горбатыми»[101] паровозами–десятиколесниками, громыхающими по линии Алжир — Константина, он мог за несколько миль разглядеть черный дым, вырывающийся из их угольных топок. Однако новые прометиевые локомотивы выбрасывали из трубы только пар, и практически весь он использовался для перемещения состава, поэтому поезда можно было услышать намного раньше, чем увидеть.

Шабан прислонил руку к ближайшей стальной балке и ощутил вибрацию приближающегося поезда. Он снова выкрикнул имя мальчика. Мециан посмотрел вниз и виновато улыбнулся.

— Ой, а я вас и не увидел, амин.

Шабану было достаточно скрестить руки на груди и нахмуриться — мальчик стал спускаться с эстакады, словно обезьяна с дерева.

Для американцев вроде Билла Коди Арчибальд Шабан был ассистентом, переводчиком и телохранителем Сола Блума. И Коди уже предупредил Блума, чтобы тот держал «своих проклятых алжирцев» подальше от его индейцев из «Шоу Дикого Запада».

Но для Сола «Арчи» был всего лишь кабилом[102], сошедшим с парохода из Парижа вместе с его труппой и пригрозившим швырнуть того в воды нью-йоркской гавани, если он не будет со своими артистами более вежливым. Блум предложил кабилу сигару и нанял Шабана, чтобы тот улаживал все проблемы алжирской труппы в Нью–Йорке.

Однако для алжирцев Шабан был чем–то большим. Будучи поначалу лишь их советчиком в чужой стране, он стал их выбранным амином и таким же главой их концессии «Алжирская деревня», как если бы сидел в джемме кабильской деревни.

— Осторожнее, — предупредил Шабан, когда Медиан повис на стальной балке. — Я обещал твоей матери, что приведу тебя домой целым и невредимым.

Мальчик лишь улыбнулся и спрыгнул на тротуар, преодолев пять футов. За ним последовало нечто пестрое и трепещущее, словно пикирующая птица.

— Мама не даст мне десять центов, чтобы посмотреть представление, — ответил Мециан вместо объяснения, показывая на транспаранты «ПИЛОТ ПРЕРИЙ», колышущиеся над концессией Коди.

— Господин Блум поклялся, что сдерет с меня шкуру, если кого–нибудь из нашей труппы еще раз застукают пьющими с артистами Коди, — напомнил Шабан, все еще стоя со скрещенными на груди руками. Многие алжирцы в труппе не были ревностными мусульманами и даже сейчас, в последние дни Рамадана, нередко пускали по кругу оплетенные бутыли с вином, когда в конце дня публика расходилась. — А если Коди узнает, что кто–то из нас подсматривает за его представлением, да еще и бесплатно, то вовсе убьет.

Мециан потупился и виновато затоптался.

— Простите, амин.

— Ты что–то уронил. — Шабан поднял брошюру с кричаще–яркой обложкой, выпавшую из кармана мальчика. Американцы окрестили такие «десятицентовыми романами». Йод напечатанным крупными буквами названием «Еженедельный научный роман» он прочел заглавие главного произведения в этом выпуске: «Дэн Фарадей — борец за справедливость в электрическом мире будущего». Возвращая брошюру мальчику, Шабан на миг улыбнулся. — Значит, мать не дает тебе десять центов на «Шоу Дикого Запада», но разрешает тратить деньги на дешевые выдумки?

Мальчик пожал плечами и засунул сложенную брошюру в задний карман.

— Они помогают мне лучше осваивать английский. — Он помолчат, горделиво выпрямился и надменно произнес по–английски: — Руки вверх, еретики, вы окружены. — Снова перейдя на французский, он вопросительно посмотрел на Шабана. — Что такое «еретик»?

— Это значит «неверующий», или «неверный». Злодей, другими словами. — Опустив руку на плечо мальчика, он мягко подтолкнул его вперед. — Пойдем, мать тебя заждалась.

Шагая по 62-й улице в направлении Айленд–авеню, они слышали приглушенные аплодисменты толпы, собравшейся на арене Коди. «Шоу Дикого Запада» открылось всего чуть больше недели назад, но уже собирало больше зрителей, чем все концессии на Мидуэй Плезанс[103] вместе взятые. Через две недели Колумбовская выставка наконец–то откроется для публики, и можно будет лишь гадать, останется ли у людей желание посещать другие развлечения и аттракционы.

— А вот твои брошюрки, — поинтересовался Шабан, когда они свернули налево и пошли на север по Айленд–авеню. — Они хотя бы интересные?

Мециан пожал плечами:

— Да вроде неплохие. Но похуже французских, которые я читал дома или в Париже.

Шабан кивнул:

— Когда я был мальчишкой, то проглатывал каждый выпуск «Необыкновенных путешествий» Жюля Верна, что попадал мне в руки.

— Верна? — скривился Мециан и покачал головой. — Слишком сухо. Нет, мне лучше подавай «Эксцентричные путешествия» Поля д'Ивуа[104].