Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

Был четверг. Я заранее назвал его отважным четвергом, чтобы заставить себя решиться и выступить. Гены не делают вас храбрым. Но я готовился тщательно, как мог; что означало — лучше, чем кто бы то ни было в Лок Сабха, включая министра Парекха. Шривастава со своим окружением вынужден был провести пресс–конференцию из министерства, чтобы заверить общественность Авадха, что Кунда Кхадар сделает свое дело и утолит бездонную жажду Дели. Все выглядели элегантно, будто на картинке: выщипанные усы, отглаженные брюки, рубашки свежие, как утро. Только не я. Я заранее выбрал позицию: недолгая суматоха в коридоре при появлении Шриваставы и компании его секретарей. Я понятия не имел, о чем они будут говорить, но знал, что говорить будут; Шривастава любил такие «брифинга на ходу», они придавали ему вид человека деятельного и энергичного. Я верил, что мои исследовательские способности и быстрый ум победят.

До меня донеслось бормотание. Компания вот–вот должна была завернуть за угол, я зашевелился, вжался в стену, пока процессия надвигалась на меня. Мои органы чувств просканировали пять бесед, уловили шепот Шриваставы, адресованный Банзалу, его парламентскому секретарю:

— Если бы я знал, что Макоули поддерживает нас.

Эндрю Дж. Макоули, президент Соединенных Штатов Америки. Вот и ответ.

— Если бы мы смогли заключить сделку о продаже всего произведенного продукта в обмен на частичную ратификацию Акта Гамильтона, — произнес я голосом высоким, чистым и пронзительным, будто птичий крик.

Свита премьер–министра проскочила мимо, но Сатья Шетти, пресс–секретарь, обернулся с грозным видом, чтобы испепелить болтливого выскочку–стажера. Он увидел девятилетнего ребенка. Он онемел, выпучив глаза. Он заколебался. Это колебание остановило всех. Премьер–министр Шривастава повернулся ко мне. Глаза его округлились, и зрачки расширились.

— Очень интересная мысль, — произнес он, и я знал: он понял, проанализировал и принял предложенный мною дар. Советник–брахман. Странный ребенок-ученый. Дитя–гений, малолетний гуру, маленький бог. Индия обожала их. Золотое дно для пиара. Его свита расступилась, и он шагнул ко мне: — Что вы здесь делаете?

Я пояснил, что стажируюсь у министра Пареха.

— И теперь вы хотите большего.

Да, я хотел.

— Как вас зовут?

Я назвался. Он кивнул:

— Да, свадьба. Помню. Значит, политическая карьера, верно?

Именно так.

— Вы, конечно, не откажетесь от лидерства.

Мои гены не позволят мне. Моя первая политическая ложь.

— Да, с идеями нынче у нас негусто. — С этими словами он отвернулся, свита сомкнулась вокруг него, и они устремились дальше. Сатья Шетти наградил меня злобным взглядом, и я выдержал его, пока пресс–секретарь не отвел глаза. Я еще увижу, как он сам и все его труды обратятся в прах, в то время как я буду по–прежнему молод и полон энергии. Когда я вернулся к своему столу, там уже лежало приглашение из канцелярии премьер–министра с предложением связаться с ними на предмет собеседования.

Я рассказал о своем великом достижении трем женщинам. Лакшми засияла от радости. Наши планы осуществлялись. Моя мать была озадачена: она больше не понимала моих мотивов, зачем мне идти на скромную и неприметную должность госслужащего вместо того, чтобы процветать среди светил политики. Сарасвати спрыгнула с дивана и закружилась по комнате, потом захлопала в ладоши и поцеловала меня в лоб, долго и крепко, пока ее губы не оставили там красный тилак[148].

— Пока все это весело, — сказала она. — Очень весело.