– Все очень просто, – соврал он. – Я здесь уже довольно давно, и мне надоело. Устал, ухожу. И хочу вручить будущее электроники в руки итальянской компании. Так, чтобы никто не задавал вопросов, чтобы концов не оставить. Ты не поможешь мне в таком простом деле?
– Ясное дело, не помогу! Не на твоих условиях. Я не знаю, где ты раздобыл эти сведения, что, как, когда, от кого и зачем. Я даже не знаю, кто ты такой! Я что, так похож на идиота? Пока не расскажешь всего, я тебе не поверю.
Он изобразил старый злой жест: мол, ты не мужик. Двадцать – ну, может, двадцать пять лет назад – мы бы с ним вышли на улицу. Конечно, я был на него зол – но видел, что он готов расколоться. Мой источник уже изрядно напился, и он явно попал в беду. Ему не драка была нужна. Он жаждал исповедоваться.
Массимо налепил на лицо дерзкую ухмылку и полюбовался своим отражением в высоком пятнистом зеркале, каких много в «Елене».
– Если эта ерунда слишком велика для твоих тесных мозгов, я найду другого блогера! Блогера с яйцами!
– Молодец. Конечно, так и сделай. Обратись, например, к Беппе Грильо.
Массимо оторвался от своего отражения.
– К этому пустоголовому клоуну из телевизора? Да что он понимает в технике?
– Ну, тогда к Берлускони. Он хозяин всех телестудий и половины Интернета в Италии. Премьер Берлускони – как раз тот, кто тебе нужен. Он тебя выручит. И даже сделает каким-нибудь министром.
Массимо вышел из себя.
– Вот только этого не надо! Сколько версий Италии я перевидал, но ваша – просто безобразие! Не знаю, как вы сами-то себя терпите.
Сюжет начинал разворачиваться. Я одобрительно кивнул.
– Сколько же «версий Италии» тебе нужно, Массимо?
– У меня есть шестьдесят четыре версии. – Он похлопал по толстенькому лэптопу. – Все здесь.
– Всего шестьдесят четыре? – подначил я.
Он побагровел.
– Мне, чтобы вычислить все эти координаты, пришлось лезть в суперкомпьютеры ЦЕРН[11]
. Тридцати двух Италий было мало! Сто двадцать восемь… у меня не хватило бы времени посетить все. А твоя Италия… ну, если бы не одна девушка из Турина, ноги бы моей здесь не было.– Шерше ля фам, – кивнул я. – История всех бед мира.
– Я ей кое-чем помог, – признался он, удрученно вертя в руках бокал. – Как тебе, только больше.
Я не понял, но видел, что рассказ последует. Вытяну из него все, а после разложу по порядку.
– Итак, рассказывай: что она тебе сделала?
– Бросила, – сказал он. Сказал правду, но с таким растерянным, обиженным, ошеломленным видом, словно сам себе не верил. – Бросила меня и вышла за французского президента.
Массимо поднял мокрые от горя глаза.
– Я ее не виню, понимаю, почему она так поступила. Я для такой, как она, очень подходящий парень, но, Матерь Божья, я не президент Франции!
– Иет-нет, ты не президент Франции, – заверил я. Президентом Франции был прыткий венгерский еврейчик, обожавший караоке. Николя Саркози тоже казался совершенно неправдоподобным типом, но совсем на иной лад, нежели Массимо Монтальдо.
Голос Массимо срывался от страсти.
– Она сказала, что президент сделает ее первой леди Европы! А я только и мог ей предложить, что инсайдерские наводки и несколько лишних миллионов к тем, что у нее были.
Официант принес Массимо горячий сэндвич.
Несмотря на разбитое сердце, Массимо умирал с году. Он вцепился в пищу, как изголодавшийся на цепи пес, и поднял взгляд из майонезных глубин сэндвича.
– Думаешь, я ревную? Не ревную.
Массимо ревновал как черт, но я покивал, чтобы не сбить его.
– Я не могу ревновать такую женщину! – соврал Массимо. – Пусть ее ревнует Эрик Клэптон, пусть ее ревнует Мик Джаггер! Звезда рок-группы стала первой дамой Франции! Вышла за Саркози! Ваш мир полон журналистов – шпионов, копов, доносчиков, кого только нет! – и ни одному в голову не пришло: «Эге, да это, пожалуй, работа хакера из иного мира!»
– Не пришло, – согласился я.
– Никто до этого не додумался!
Я снова позвал официанта и заказал себе двойной эспрессо. Официант, похоже, радовался за меня. В «Елене» дружелюбный персонал. Фридрих Ницше у них был любимым клиентом. Каких только видов безумия не впитали эти старые стены из красного дерева.
Массимо макнул сэндвич в подливку и облизал пальцы.
– Так вот, если я солью мемристорный чип тебе, никто не скажет: «Этот типчик с сэндвичем в Турине – самый важный человек в мировой технологии». Потому что правда непостижима.
Массимо наколол на зубочистку беглую оливку. Руки у него дрожали от пыла, романтических чувств и подавленной ярости. И еще он был пьян.
Он прожег меня взглядом.
– Ты вот слушаешь и ничего не понимаешь. Ты что, и вправду настолько глуп?
– Я понимаю, – успокоил я. – Я и сам двинулся на компьютерах.
– А знаешь, Люка, кто разработал этот мемристорный чип? Ты. Только не здесь, а в другой версии Италии. Здесь ты мелкий журналист, пишущий на технические темы. А эту шутку ты изобрел в моей Италии. В моей Италии ты – гуру вычислительной эстетики. Ты – знаменитый писатель, критик, многосторонний гений. Здесь у тебя ни яиц, ни воображения. Ты здесь такой никудышный, что даже собственный мир изменить не можешь.