Лучше бы я был холостяком

«Господи! Но ведь когда-то между нами была страстная и пылкая любовь. Почему сейчас мы стали чужими друг для друга? Почему исчезли наши теплые чувства, а вместо них появилась какая-то непонятная озлобленная ненависть? – подумал я с откровенным сожалением. – Почему нельзя начать все с самого начала? Почему мы больше не можем быть вместе, а главное, почему я должен желать смерти самой обворожительной и обаятельной из всех женщин?»

Расстояние в несколько сотен метров, которое, в целях конспирации, я был вынужден пройти пешком, стало для меня расстоянием длиною в жизнь. О чем я только не успел передумать за этот короткий промежуток времени. Мое детство, моя юность, и даже мои бывшие мурманчанки, так и не ставшие для меня самыми родными и желанными, пронеслись в моем сознании как теплый легкий ветерок над цветущей лужайкой. Дарья Холстова… А ведь я действительно ее когда-то любил. Конечно, не боготворил, как Ларису, но тем не менее… Зачем лишил ее жизни? Да ради того и лишил, чтобы она не совершила грандиозную глупость и не встала между мной и Ларисой.

– Еще есть возможность остановиться, – мысленно сказал я себе. – Ради всего чистого и светлого, что когда-то было между нами, необходимо предоставить Ларочке последний шанс на долгую и счастливую жизнь.

В эту минуту мне показалось, что у меня за спиной выросли крылья. Из грозного дьявола, готового совершить жестокое преступление, я вдруг превратился в мягкотелого и великодушного ангела.

– Ларочка, счастье мое. Кровиночка моя. Ты даже не можешь себе представить, до какой степени я по тебе соскучился, – скажу я, заключив ее в жаркие объятия. – Ты моя радость, моя любовь. Не знаю, какие грозовые тучи разверзлись над нами, но я верю, что у нас с тобой все наладится и над нами вновь засияет яркое полуденное солнышко. Обязательно должно наладиться! Ведь мы любили и любим друг друга. Ты моя, а я твой. Только твой и ничей больше…

Последние сто метров я уже не шел, а бежал. Вернее, даже не бежал, а летел на крыльях счастья. В подъезде я не стал дожидаться лифт, а поднялся по лестнице, поспешно перемахивая через две ступеньки. Мне не терпелось обнять Ларочку, прижать ее к своему сердцу и безостановочно целовать ее глаза, носик и губы. Я спешил услышать ее голос, почувствовать ее дыхание.

– У нас с тобой впереди долгая и счастливая жизнь. Я люблю тебя! Люблю! Люблю… – словно опасаясь позабыть слова, повторял я.

Войдя в прихожую, я не стал звать Ларису. Она говорила, что неважно себя чувствует, и, должно быть, лежала в постели. Я поспешно снял обувь и устремился в спальную комнату. В гостиной я заметил мэнскую кошечку. Она лежала на кресле и смотрела настороженным взглядом, по-видимому, ожидала от меня какой-либо очередной гадости.

– Не бойся, я тебя не трону, комок мяукающей шерсти! Наверное, мы с тобой все-таки скоро подружимся, – добродушно сказал я и даже мимоходом погладил ее по голове.

– Ларочка! Деточка моя! Если бы ты только знала, как мне без тебя плохо… – воскликнул я, настежь распахнув дверь спальной комнаты.