Лучше бы я согрешила

Я говорила и говорила, погрузившись в события прошедших месяцев, не касаясь единственного человека, который остался за закрытой дверью из-за своего обмана. Рассказывала о родителях, их новом доме, Волке, чуть коснулась семьи брата. Вспоминая все это, сама поражалась, как успела сделать так много, откуда столько энергии, но понимала, что знаю тайну, о которой ещё предстоит признание. Ярослав поставил передо мной два стакана чего-то ароматного.

— Что это? — отвлекаясь от разговора и с любопытством разглядывая цвета содержимого, спросила его.

— Как и обещал, апельсиновый и сок из сельдерея.

Я с недоверием посмотрела на него и, видя его улыбку, сама рассмеялась.

— А ты сам его пробовал? На вид как-то не очень.

— Да я пошутил! Это киви. Попробуй, очень вкусно и полезно. У меня в холодильнике всегда есть с десяток этих зелененьких лохматых шариков с мелкими зернышками.

Я начала с апельсинового, более привычного сока, а потом попробовала и киви, осторожно втянув глоточек через соломинку.

— Какая вкуснятина! Божественно!

— Я рад, что наши вкусы и в этом совпадают. А еще восхищаюсь твоей стойкостью и выдержкой. Ты так самоотверженно сражаешься за свою семью.

Наслаждаясь сладко-кислым вкусoм на языке, я закрыла глаза от удовольствия.

— Стася, мне необходимо признаться тебе кое в чем.

Его слова, как холодный душ, заставили меня вынырнуть из спокойствия и грез. Я отодвинула почти полный стакан и внимательно посмотрела на Ярослава, пытаясь угадать, какой сюрприз мне преподнесут. Он не отводил взгляда, и никакой вины в нем не чувствовалось.

— Если нужно, признавайся, — кивнув, предложила ему и, не заметив своего движения, сцепила пальцы в замок.

— В тот день, когда мы встретились… Нет, когда ты убежала отсюда, я был в ванной. Так получилось… — Ярослав вздохнул и замолчал.

— Тогда что-то грохнуло, я слышала. Ты не поранился? — спросила я, уж не зная, что и думать.

— Нет, со мной ничего не случилось. Просто я oбнаружил, что… в общем, защита нашего последнего раза не выдержала. Именно это и увидел. Рука дернулась, и я сбил мыльницу. Всего лишь.

— Ясно.

Крепко сжатые ладони стали влажными. Вот все и обрело свои места, загадка больше не была загадкой хотя бы с точки зрения возможности забеременеть. Тогда я умчалась, не подозревая, что уношу с собой самый дорогой в своей жизни подарок. Но ведь была счастлива, улыбалась всю дорогу, светилась, как сказал Витя. Я так глубоко задумалась, что очнулась, когда Ярослав присел передо мной на корточки. Пристальный взгляд голубых глаз что-то выискивал в моем лице, губы плотно сжались, даже побелели. Я дотронулась пальчиком до его щеки, провела вниз, к шее, ощущая чуть отросшую щетину, которая слегка щекотала кожу.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — спросил он. — Вдруг моя неосторожность разрушила твои настроенные планы?

Я вздохнула и встала, попыталась сделать шаг в сторону коридора, но Ярослав не пропустил меня.

— Куда ты собралась? Мое признание что-то изменило? Почему ты уходишь?

— Мне нужна сумка.

— Я принесу.

Не успела я сесть назад, как сумка была у меня на коленях, и Ярослав снова присел рядом, словно окружив собой, не давая выбраться из угла. Теперь он с тревогой следил за моими руками. Я развернула перед ним справку, в которой был указан срок беременности со знаком вопроса в конце и рекомендация направления на сохранение, тоже вопросительно.

— Что это? — спросил Ярослав.

— Возьми, прочитай. Там все написано.

Он взял листок и сосредоточенно изучил все от начала до конца, потом заметно сглотнул, и сам от неожиданности закашлялся. У меня все замерло, казалoсь, что сердце спряталось за позвоночник и еле-еле там дрожало. Неужели всё? Сказка закончилаcь?

— Я правильно понял, что ты ждешь ребенка?

— Да.

Ярослав смотрел то на справку, то на меня, будто не понимал, что это относится к нему.

— А почему стоит знак вопроса два раза?

— Срок устанавливается приблизительно, а говорить доктору, что я точно знаю, когда произошло зачатие, мне было как-то стыдно.

— Зачатие… — медленно повторил за мной Ярослав, словно пробуя на вкус само слово. Ρастерянность и мальчишеское непонимание так и свеpкало в мимике его лица. — А второй знак вопроса?

— Врач не уверена, что мне нужно ложиться на сохранение, показаний к этому нет, кроме моего возраста.

— Какого еще возраста? — возмутился он. — Глупости какие! Если чувствуешь себя нормально… А анализы сдавала?

— Да, — уже улыбаясь, ответила я. — Все нормально.

— Вот! Значит, нечего делать в этих больницах.

Ярослав встал, поднял меня со стула и посадил cебе на колени. Очень осторожно положил большую ладонь на мой плоский живот, и вдруг стало так тепло под его рукой, что снова подступили слезы.

— Я буду отцом? — тихо спросил он. — Через семь месяцев мы станем родителями? Стася, это так?

— Да. Если ты хочешь, конечно. Если нет, я пойму. Все-таки я старше, у тебя может быть…