Лучше, чем навсегда

Последний шанс на искупление

Хейз

Прошло два дня с тех пор, как Айрис порвала со мной. И я заслужил каждую жалкую секунду этого.

От холода на скамейке запасных моя задница замерзла, и я наблюдал за тем, как мои товарищи по команде тренируются перед предстоящей игрой. Я чувствую себя бесполезным, не имея возможности помочь им — хотя я уверен, что в моем нынешнем психическом состоянии от меня будет больше вреда, чем пользы.

Я облажался. Я солгал. У меня было столько шансов признаться, но я этого не сделал. Я защищал свое эго, когда должен был защищать ее. Я трус.

Но я знал, чем закончится эта история, не так ли? Я знал это с того момента, как согласился на этот план «фальшивых отношений». Я играл роль злодея и не должен удивляться, когда не получаю девушку.

Айрис — весь мой мир, и так будет всегда. Она бальзам для моей раненой хоккеем души. Часть меня всегда будет принадлежать ей, независимо от того, куда мы пойдем и с кем окажемся.

Впервые за двадцать четыре года жизни я прозрел. Я всегда был окружен девушками, у меня были варианты, и мне никогда не приходилось заходить слишком далеко в поисках их. Словно я все это время следовал за сломанным компасом, который указывал мне на восток, запад и юг, но никогда на север. Никогда истинный север. И никогда домой. Айрис — дом.

Я не могу представить, как проведу остаток своей жизни без нее. Я не могу представить, что не увижу ее лица рядом с собой утром. Мне следовало бороться усерднее.

— Ты дерьмово выглядишь, — замечает Бристол, делая первый за этот час перерыв.

— Ну спасибо. — Я царапаю ногтями отслаивающуюся ленту на своей клюшке, фиксируя взгляд на пятне льда, которое не выглядит особенно увлекательным.

Я еще никому не говорила о разрыве. Мне не нужны были их жалостливые взгляды. Я не хотел признавать это. Я не хотел, чтобы это было реальностью.

Его тело приблизилось к моему.

— Что происходит, Хейз? Это из-за дисквалификации? Ты сможешь снова играть через месяц.

Хотел бы я, чтобы это было из-за дисквалификации. Как бы я хотел обвинить дисквалификацию в том, что из-за нее я не спал, не ел и не принимал душ уже несколько дней.

— Дело не в дисквалификации, — говорю я, и с моих губ срывается протяжный вздох.

Я знаю, что Бристол пытается меня утешить, но от этого мне становится только хуже. Он смотрит на меня так пристально, что кажется, будто он пытается покопаться в моих воспоминаниях и определить точный момент, когда все пошло кувырком.

— Дело в Айрис, — говорит он.

— Она порвала со мной.

В его голосе звучит жалость.

— Хейз…

Я опускаю голову на руки в перчатках.

— Она узнала, Брай. Обо всем. Я должен был рассказать ей. Я должен был быть честен с ней с самого начала.

Ее слова эхом отдаются в моем сознании. Нас не должно было быть, Хейз. Все эти «отношения» были построены на глупой уловке, чтобы улучшить твою репутацию.

Я не позволю кому-то снова так со мной обращаться. И тебе в том числе.

Жидкость стекает из моих глаз ровными струйками, скапливаясь в ущелье рта, где слюна и мокрота склеивают мои губы. Мой учащенный пульс — это тревожная мелодия, бьющая по ушам. На моей коже выступает пот, и ледяной огонь, обжигающий мои внутренности, соперничает с холодным ознобом, ползущим вверх по позвоночнику.

Мне кажется, что я не могу дышать.

Я снимаю шлем, а затем начинаю срывать перчатки.

Мои руки отчаянно хватаются за горло, чтобы освободить сдавленные дыхательные пути. На мои глаза опускается плотная пленка расплывчатости, искажая все в поле моего зрения. Как будто все движется вокруг меня в замедленной съемке, и я не могу за ним угнаться, как бы быстро я ни двигался. Бристол превратился в абстрактное пятно на моей периферии, а слабый, искаженный тон, исходящий от него, говорит о том, что он разговаривает со мной.

Его голос звучит приглушенно, но его беспокойство ясно как день.

— Хейз, что происходит?

— Я… не… знаю, — задыхаюсь я.

— Черт, ладно. — Бристол закидывает одну руку мне на плечо и помогает подняться на ноги, проталкиваясь мимо выхода с катка, ведя меня по уединенному коридору.

Головокружение разрастается в моей голове, как атомный взрыв.

Он поддерживает меня руками, глубоко вдыхая и выдыхая, пытаясь заставить меня следовать его указаниям.

— Сделай вдох.

Я заглушаю мысли, проносящиеся в моей голове, достаточно долго, чтобы мое дыхание вернулось к нормальному ритму. Затем я прижимаюсь спиной к стене и сползаю вниз, подтягивая колени к груди. Я позволяю стуку собственного сердца успокоить меня, и считаю каждый удар, пока не могу сфокусировать взгляд на земле перед собой.

Охватившая тело паника успешно смыла жжение из моих глаз.

— Что это было?

— Думаю, у тебя была паническая атака, — отвечает Бристол.

У меня никогда раньше не было панических атак. Даже после смерти матери.

— Откуда ты знаешь, что делать?

Он потирает затылок.