Лучше, чем навсегда

— Хотелось бы, чтобы все было так же просто, как проблемы с мальчиками.

Мой рыцарь в сияющих доспехах одаривает меня беззаботной ухмылкой.

— Значит ли это, что у тебя нет парня?

Он окидывает меня таким взглядом, что из моих легких выходит весь воздух, и я сглатываю остатки алкоголя, смазавшего мое горло.

— Это твой способ флиртовать со мной? Ослепляешь меня своей улыбкой и надеешься, что мои джинсы просто слетят с меня?

— Вообще-то большинство женщин говорят мне, что мне даже не нужно улыбаться. Один взгляд на меня — и они обнажаются, как в день своего рождения.

— О, как очаровательно.

Он подмигивает мне.

— Это дар, на самом деле.

Нервы сжимают мой живот, и тепло распространяется по мне, как лесной пожар. Я не сомневаюсь, что у этого парня в списке полно дам. Черт, его пятничные вечера наверняка состоят из сплошных оргий.

— Ну, твой флирт здесь не к месту. Я прекрасно справляюсь, спасибо. — Я жестом показываю на скопление пустых рюмок, стоящих рядом со мной.

Ложь. Ложь, которая на вкус хуже, чем глоток текилы.

Он поворачивается ко мне лицом, упираясь одной рукой в барную стойку, не давая мне возможности быстро сбежать.

— Кто сказал, что я с тобой флиртовал? — язвит он, наблюдая за движением моего языка, который проводит по нижней губе.

В том, как он смотрит на меня, есть что-то такое, что приводит все мое тело в состояние повышенной готовности, и что-то такое, что заставляет мою киску потирать свои несуществующие руки друг о друга в уверенности, что она вот-вот получит что-то сегодня вечером. Но это не так.

Возражение с трудом взбирается по моему горлу.

Он наклоняется чуть ближе, так, чтобы его мятное дыхание коснулось моего лица.

— Если бы я с тобой флиртовал, ты бы знала.

Черт возьми, девочка!

Я отвожу голову в сторону, чтобы скрыть растущий румянец на щеках. Буду ли я против, если этот загадочный парень отведет меня в ванную и склонит над раковиной? Нет. Думаю ли я, что сегодня это произойдет с большой вероятностью? Определенно нет.

— Итак, какова истинная причина, по которой ты здесь? — наконец спрашивает он, и боль этой ночи возвращается.

Я заметила, что когда люди спрашивают, как у тебя дела, им часто бывает все равно, как ты ответишь. Они спрашивают только из вежливости.

Поэтому я совершаю глупость и отвечаю ему честно, потому что больше никогда его не увижу, и мне нужно сбросить этот груз с плеч, пока я не разлетелась на миллион кусочков.

Бедный парень. Я даже не даю ему шанса убежать.

Слезы покрывают мои щеки теплой влагой, которая смешивается с испорченным воздухом.

— Мой брат. Он умер семь лет назад. Его звали Роден. У него были тяжелые душевные переживания, а я не оказала ему необходимую помощь.

Я не смотрю по сторонам и не стараюсь вытереть сопли с лица. Я мало кому рассказываю о том, что случилось с Роденом. Во-первых, мне не нравится это переживать. Во-вторых, это не моя история. Когда умерла моя бабушка по материнской линии, дети в начальной школе говорили мне только одно: «Мне очень жаль». Я понимаю. Идеального способа ответить на это действительно не существует.

Но «мне жаль» — это пустые слова. Они ничего не значат. Люди используют их, потому что не могут представить, каково это — потерять лучшего друга, платоническую вторую половинку или единственного человека во вселенной, который тебя понимает. Мы с Роденом были против всего мира — против моих родителей. Поэтому я очень удивилась, когда первое слово из уст этого незнакомца не было словом на букву «ж».

— Моя мать умерла от рака, когда мне было восемь лет.

Мы что, делимся друг с другом душещипательными историями? Не знаю, что я должна на это ответить. Черт, я не могу сейчас произнести слово на букву «ж».

— Она была моей лучшей подругой. Она также была лучшим человеком, которого я когда-либо встречала. Она была заботливой и доброй, и мне было тяжело видеть, как она все сильнее заболевает. Я бы хотел подарить ей ту жизнь, которую она подарила мне. И я знаю, что мы незнакомы, но мне очень знакомо то чувство вины, которое ты описываешь, — чувство, что вместо нее должен был быть ты.

— Такое чувство, что ты бросаешь им это в лицо, оставаясь живым… как будто ты проявляешь неуважение к ним, двигаясь дальше. Я всегда чувствую себя виноватой, когда счастлива, потому что знаю, что Роден не был таким большую часть своей жизни.

— Это верно, и хотя я не знал твоего брата, думаю, он хотел бы, чтобы ты жила своей жизнью и была счастлива.

Он заказывает рюмку для себя и выпивает ее, но, учитывая его размеры, я не думаю, что это ему чем-то поможет.

Я сдуваю непослушный локон с глаз и киваю, желая как можно скорее покинуть это место.

— А что твой отец? — спрашиваю я.

Из него вырывается сдавленный вздох, верхняя часть тела напрягается.

— Нет. Ричард, или, как правильнее сказать, Дик, — проклятие моего существования. Давай просто скажем, что он не получит ни одной награды «Отец года». А как насчет твоего отца? — спрашивает он.