Лучше, чем никогда

– Даже не представляю, чего я боялась, – хмыкнула себе под нос, – я всего лишь спала.

– Да, дорогая, так обычно и бывает, – улыбнулась в ответ врач. – У нас впереди еще четыре сеанса. Теперь ты знаешь, что это не так страшно, как казалось в детстве.

– И то верно, – покачала я головой, проглатывая соленое наваждение вроде бы сна. – До скорой встречи.

Мария Синенко Тараканище

Марина вышла из комнаты дочери, плотно прикрыв дверь. Прошла на кухню. Вадим безмятежно прихлебывал чай вприкуску с овсяным печеньем. Увидев жену, вопросительно поднял брови:

– Ты чего хмурая? Вика начудила?

– Начудила… – Марина присела за стол, обняла ладонями кружку. – Вадик, мне кажется, она в садике подворовывает.

Вадим отложил печенье в сторону. Серьезно посмотрел на жену.

– Почему ты так думаешь?

– Позавчера нашла у нее в шкафу платье, – Марина вздохнула, – а-ля принцесса. Розовые оборочки, блестки. Мы такое не покупали. Спрашиваю: «Откуда?», говорит: «Нарисовала». Представляешь? Оно не кукольное, на ребенка. Как она его из сада умудрилась притащить, ума не приложу. А сейчас смотрю: на тумбочке яблоко, надкусанное. Красное, размером чуть ли не с грейпфрут. Я такие не беру – сразу понятно, что ничего полезного, одна химия. Попыталась забрать, Вика истерит: «Мама, не ешь, отравишься!»

– Ну, яблоко могли в саду дать… А с платьем – плохо. Никто не спохватился? В твоем детсадовском чатике тишина?

– Молчат. Думала сама с воспиталкой переговорить в понедельник. Но, Вадик, зачем Вике это? Ведь все есть, игрушки, одежда… Может, мы ее разбаловали? Ты вон ей эксклюзивные фломастеры из Японии заказываешь, за бешеные деньги, а она потом ворует и фантазирует…

– Мне кажется, ты преувеличиваешь. – Вадим приобнял жену. – Но, пожалуй, надо бы провести воспитательную работу. Про «свое-чужое». Только завтра, утро вечера мудренее. – Вадим встал, чмокнул Марину в макушку. – Пойду почитаю ей. «Белоснежку» добили, на очереди «Тараканище».

– Которое «Ехали комарики»?

– Да, и медведи, и все-все-все.

Вадим вышел из кухни. Марина слабо улыбнулась, глядя ему вслед, но в груди царапалось беспокойство. Воровство – не единственное, что тревожило в поведении Вики, но об остальном Марина была не готова говорить с мужем. О том, что увлечение рисованием у дочери в последнее время превращается в одержимость. Или о том, что, когда Вика рисует новыми фломастерами (странными, без каких-либо опознавательных знаков на упаковке), Марине кажется, что глаза ребенка светятся розовым.

После вечернего чтения Вадим уложил дочку сам. Они с Мариной закончили домашние дела, улеглись.

Проснулись ночью от громкого шума. За окном творилось что-то невероятное: трещали деревья, завывала автомобильная сигнализация, кричали люди…

Марина вскочила первой, бросилась к окну, раздвинула шторы. Сюрреалистичная картина, развернувшаяся во дворе их девятиэтажки, пригвоздила женщину к месту. Огромный силуэт высился над соседними домами. Хитиновый панцирь тускло блестел в свете полной луны. Вытянутое тело покачивалось на двух мощных лапах, четыре оставшихся конечности хаотично мелькали в воздухе, выбивая окна и ломая деревья. Голову создания венчали усы, казалось, готовые достать до звезд. Страшнее всего была морда: на ней сверкали в темноте белки человеческих глаз, а сразу под ними хлопала черная щель безгубого рта. Тараканище резво направлялся к ним, сметая все на своем пути.

– Хватай Вику и беги! – Голос мужа вывел Марину из оцепенения.

Звон оконного стекла задержал ее на пороге: обернувшись, она успела увидеть, как громадная лапа обнимает Вадима за пояс и выдергивает наружу, словно тряпичную куклу. Крик мужа заглушил рокочущий бас:

– Принесите-ка мне своих деточек! Я сегодня их за ужином скушаю!

Марина влетела в комнату дочери. Вика сидела, вжавшись в изголовье кровати, бессмысленно таращась на зажатый в руках лист бумаги. Марина инстинктивно вырвала его из рук дочери, разорвала рисунок пополам, как раз между длинных тараканьих усов. За окном раздался оглушительный треск, и дом содрогнулся. Удары следовали один за другим, в такт конвульсиям издыхающего Тараканища. По стенам пошли трещины. Когда обвалился потолок, единственное, что успела сделать Марина – накрыть дочь своим телом.

Наталья Волочаевская Шалтай-Болтай

– Шалтай-Болтай, Шалтай-Болтай! – кричали дети вразнобой. Щуплый аниматор, путаясь в клоунском костюме не по размеру, тонким голосом пытался их организовать, но все было без толку.

«Почему он одет клоуном? – подумала Инна. – В „Алисе в Стране чудес“ не было клоунов».

– В Зазеркалье, – сказали над ее ухом. – Шалтая-Болтая Алиса встретила в Зазеркалье. Это разные сказки.

Инна вздрогнула и воззрилась на сидящего рядом на скамейке старичка. Неужели она думала вслух?

– Извините, – промямлила, борясь с желанием спросить, какого черта дед лезет в чужие разговоры, пусть даже она и разговаривала сама с собой.

– Ничего, их часто путают, – старичок сделал странный жест, словно приподнимал над головой невидимую шляпу, а потом встал и, шаркая, пошел прочь.