Лучше мне умереть

– А в перчатках они вообще ни на чем не остаются.

Я достал из кармана нож, открыл его, присел на корточки, подсунул два пальца под воротничок блузки и разрезал ее до пояса. Сол, сидя на корточках с другой стороны трупа, расстегнул юбку и, взявшись за подол, стянул через ноги. Я велел ему посмотреть, нет ли чего в туфлях – на убитой были домашние босоножки на шнуровке, и Сол, осмотрев их, отшвырнул в сторону. С комбинацией я расправился так же легко, как и с блузкой. Я разрезал бретельки, затем – сверху донизу спинку комбинации и загнул половинки вперед. С трусиками тоже проблем не было: я сунул два пальца под резинку, а Сол стащил их вниз. Пояс для чулок заставил нас повозиться, так как нам не хотелось поцарапать кожу. Сол снова присел на корточки напротив меня, слегка приподнял тело и помог осторожно стянуть пояс, не оставив видимых повреждений.

– Уже окоченела, – заметил Сол.

– Ага. Подоткни под ее тело края комбинации, и мы его перевернем.

Он так и сделал. А я подсунул руку покойнице под бедро, а вторую под плечо, Сол легонько подтолкнул тело снизу – и вот она уже лежала на спине. Теперь, когда покойница оказалась к нам лицом, все сразу изменилось. Лицо девушки, задушенной двенадцать-четырнадцать часов назад, – это уже не лицо девушки. Сол прикрыл его остатками диванной подушки и помог мне закончить операцию. Между блузкой и комбинацией ничего не было, между комбинацией и поясом для чулок, между поясом для чулок и телом – тоже ничего, но, когда я снял с покойницы бюстгальтер, оставив ее обнаженной, мы увидели искомый предмет, прилепленный клейкой лентой между грудей. Ключ. Я оторвал ключ, снял клейкую ленту и пригляделся:

– Камера хранения Центрального вокзала. Быстро уходим!

Я сходил в спальню за одеялом и накрыл тело. Сол стоял в дверях, стягивая перчатки. Когда я к нему присоединился, то уже успел снять свои. Обернув дверную ручку перчаткой, Сол осторожно закрыл дверь в комнату, а затем – и входную дверь. Щелкнул пружинный замок, и мы рванули на лестницу.

Мы спустились по лестнице, не встретив никого из жильцов, но, когда вышли из подъезда, туда почти сразу же зашел какой-то человек, явно из местных, и он внимательно на нас посмотрел. Однако он опоздал на две минуты, чтобы клятвенно заверить, что мы входили в дом. После того как мы завернули за угол на Кристофер-стрит, Сол спросил:

– Как насчет прогулки, полезной для здоровья?

– Что ж, после всего этого поправить здоровье будет явно не вредно, – согласился я. – Полагаю, когда ты что-то делаешь, то все способы хороши, тем не менее некоторые, как ни крути, хуже других. На Седьмой авеню мы разбежимся. Один из нас доедет на метро до вокзала Гранд-Сентрал, а другой позвонит на Сентр-стрит, а потом вернется домой и доложит обо всем Вулфу. Тебе что больше по вкусу?

– Я выбираю Гранд-Сентрал.

– Ну ладно. – Я протянул ему ключ от ячейки камеры хранения. – Возможно, за ячейкой следят, хотя и не знаю кто. Лучше отдай мне ключи и перчатки.

Сол, не сбавляя шага, переложил все это мне в карман. На Седьмой авеню он нырнул в метро, а я вошел в табачный магазин на углу, нашел телефон-автомат, набрал SP 7-3100 и, услышав ответ оператора, пропищал в микрофон тонким голосом:

– Фамилия и адрес: Делия Брандт, Б-Р-А-Н-Д-Т, Манхэттен, Арбор-стрит, дом сорок три. Записали?

– Да. А что слу…

– Вот я вам и говорю. Похоже, она мертва. В своей квартире. Советую поторопиться.

Я повесил трубку, услышал дребезжание, пошарил в лотке возврата монет в надежде, что автомат не проглотил монетку, иногда такое случается, вышел из магазина и сел в такси.

Когда такси остановилось перед старым особняком из бурого песчаника, на часах было без четверти пять, а значит, с того момента, как Вулф сказал, что он, будучи соучастником, не собирается уходить от ответственности, прошел ровно час.

Поскольку входная дверь, как всегда в мое отсутствие, была закрыта на цепочку, в дом меня впустил Фриц. Посмотрев на мое лицо, он протянул:

– А-а…

– Вот именно что «а-а»! – ответил я. – Но я не хочу делать соучастником и тебя тоже, поэтому, если спросят, как я выглядел, скажи, что, как всегда, жизнерадостным.

В кабинете я убрал ключи и перчатки, затем подошел к своему письменному столу и набрал оранжерею. Вулф, должно быть, трудился в поте лица, так как ответил не сразу.

– Да?

– Простите, что оторвал от работы, но, думаю, вы должны знать, что дело гораздо серьезнее, чем просто незаконное проникновение в жилище. Речь о том, что пришлось потревожить труп женщины, умершей насильственной смертью. Ее квартира выглядела так, будто там пронесся торнадо. Женщина уже успела окоченеть. Задушена. Мы ее раздели, обнаружили прилепленный к коже ключ от ячейки камеры хранения на Гранд-Сентрал, взяли ключ и покинули квартиру. Я позвонил из телефонной будки в полицию, а Сол отправился на вокзал проверить ячейку. Он будет здесь примерно через двадцать минут.

– Когда она умерла?

– Более двенадцати часов назад. Точнее не могу сказать.

– В котором часу вчера приходил Уильям Лессер?

– В шестнадцать тридцать.

Тишина. Затем Вулф произнес: