Лучше подавать холодным

- Добро. - Шенкту хотелось бы проявить доброту. Но в таком случае мальчишка запросто побежит и приведёт ещё людей, и возникнут дальнейшие сложности. Порой приходится взять одну жизнь, чтобы спасти многих, и когда эта пора приходит никому не становится легче от сочувственных переживаний. Один из уроков старого наставника, которые Шенкт не забывал никогда. - Прошу прощения.

По самую костяшку кулака, резко хрустнув, его средний палец провалился пареньку в лоб.

Они погромом пронеслись сквозь кухни. И тот и другой равно, наихудшим образом, старались убить друг друга. Трясучка на такое не рассчитывал, но теперь его кровь уже кипела. На его, блядь, пути был Дружелюбный, а надо чтобы его там не было - вот так всё просто. Его гордость распалялась. Трясучка лучше вооружён, у него есть пространство, у него есть щит. Но Дружелюбный оказался скользким как угорь и терпеливым как зима. Пятился, пригибался, не напирал, не подставлялся. Всё что у него было - один тесак, но Трясучка знал, что им одним тот поубивал изрядно, и не планировал прибавить к списку ещё и своё имя.

Они снова сплелись, Дружелюбный изогнулся, обходя удар секирой и рванулся вплотную, рубя тесаком. Трясучка шагнул под удар, поймал его на щит, затем навалился, лязгнув металлом, отбрасывая Дружелюбного к столу, об который тот запнулся. Трясучка ухмылялся, пока не увидел, что на столе разложены ножи. Дружелюбный схватился за лезвие, занося руку для броска. Трясучка присел за щит, почувствовал толчок, когда нож погрузился в дерево. Он выглянул из-за края и увидел, как на него вращаясь, несётся новый. Тот отскочил от железной кромки и, сверкнув, полетел в лицо, проводя жгучую царапину вдоль щеки. Дружелюбный хлёстко бросил очередной нож.

Трясучка не намеревался щемиться и служить тренировочной мишенью. Он, заревев, рванулся вперёд, толкая щит перед собой. Дружелюбный отпрыгнул назад, перекатился через стол. Секира едва не зацепила его, прорубая громадную щель в столешнице и подбрасывая ножи в воздух. Северянин понёсся следом за заключенным, пока тот не восстановил равновесие, колошматя краем щита, неистово размахивая секирой. Пылала кожа, раздражал пот, глаз дико вспучился, сквозь стиснутые зубы вырывался клёкот. Крошились тарелки, валились сковороды, бились бутылки, летели осколки, лопнул мешок с мукой, и кухню окутала режущая глаза пыль.

Трясучка оставил здесь такой след опустошения, которым мог бы гордиться сам Девять Смертей, но арестант плясал и уворачивался, тыркал ножом и хлестал тесаком, всегда чуть-чуть за пределами досягаемости. К бешенству Трясучки, всё чего он сумел добиться к моменту завершения страшной пляски по всей немалой длине помещения, представляло собой кровоточащий порез на собственной руке и покрасневшую отметину на скуле Дружелюбного, куда того зацепило щитом.

Заключенный стоял наготове и в ожидании, взойдя на пару ступенек ведущего отсюда пролёта, по бокам болтались нож и тесак, плоская ряха лоснилась от пота, он окровавлен и помят дюжиной всяких мелких ушибов и порезов, плюс, естественно, падение с балкона и кувырки через ступеньки. Но Трясучка пока не приметил ничего, серьёзно сказавшегося. Тот не выглядел настроенным лечь в могилу.

- Давй сюда, шустряк хуев! - Трясучка шипел, руку от взмахов секирой ломило от плеча до пальцев. - Пора тебя кончать.

- Ты давай сюда, - Дружелюбный заворчал в ответ. - Пора кончать тебя.

Трясучка поводил плечами, помотал руками, рукавом утёр кровь со лба, повращал головой то в одну, то в другую сторону. - Ладно... ёб твою мать... уговорил! - И снова бросился вперёд. Его не надо было просить дважды.

Коска недоумённо уставился на собственный нож. - Если я скажу, что просто собирался почистить апельсин, есть маза, что ты мне поверишь?

Виктус усмехнулся, от чего Коске подумалось, что ни один из встреченных им когда-либо людей не лыбился более скошенной, дёрганой улыбкой. - Вряд ли я хоть раз ещё поверю любому твоему слову. Но не ссы. Особо много чего ты уже не скажешь.

- И какого рожна люди, наводящие заряженные арбалеты постоянно упиваются злорадством, вместо того, чтобы просто выстрелить?

- Упиваться злорадством прикольно. - Виктус потянулся к стакану, не сводя с Коски глупо ухмыляющихся глаз и твердого как камень прицела. И закинул самогонку в рот одним глотком. - Йоххх. - Он высунул язык. - От зараза, кислая.

- Послаще моей ситуации, - пробормотал Коска. - Полагаю, теперь генерал-капитанское кресло - твоё. - Как жаль. Он едва успел снова привыкнуть к его сиденью.

Виктус фыркнул. - Оно мне нахуй не надо. Те задницы, что в нём сидели, особого добра не нажили, так ведь? Сазайн, ты, семья Муркатто, Верный Карпи и снова ты. Каждый заканчивал мёртвым или почти мёртвым, и всё это время я стоял в тени и обогащался гораздо круче, чем заслуживает скверный негодяй, типа меня. - Он снова поморщился. - А, херь какая. А! - Он поднялся с кресла, схватился за край стола, на лбу вздулась толстая жила. - Ты что со мной сделал, пидарюга? - Он скосил глаза, арбалет внезапно качнулся.