Лучше подавать холодным

– Нет-нет, конечно, я имел в виду… э-э-э… – Скопал бочком отошел к стенным полкам. – Мой последний метод окулярного протезирования – это…

– Чего, на хрен?

– Речь о фальшивых глазах, – сказала Монца.

– О, это гораздо, гораздо большее! – Скопал вытянул с полки деревянный поднос. В углублениях на нем покоилось шесть металлических шариков, блестевших, как серебряные. – Вот эти совершенные сферы из прекраснейшей срединноземельной стали вставляются в глазную впадину, где остаются, будем надеяться, навсегда. – Поставил на прилавок другой, круглый поднос и эффектно развернул его перед ними.

Там лежали глаза. Голубые, зеленые, карие. Цвет, как у настоящих, блеск, как у настоящих. На белке у некоторых имелись даже красноватые жилочки. И все равно на настоящие глаза они походили не больше, чем вареные яйца.

Скопал с превеликим самодовольством повел рукою над своими изделиями.

– Изогнутая эмаль тщательно расписывается в точном соответствии со вторым вашим глазом, затем вставляется между металлическим шариком и веком. Она со временем изнашивается, увы, и подлежит замене, но результаты, поверьте, вас поразят.

Фальшивые глаза таращились, не мигая, с подноса на Трясучку.

– Выглядят, как глаза мертвецов.

Последовала неловкая пауза.

– Лежа на подносе – конечно, но на живом лице…

– Думаю, это хорошо. Мертвые не врут, верно? Хватит с нас вранья. – Трясучка прошел за прилавок, сел в кресло, вытянул и скрестил ноги. – Делайте.

– Прямо сейчас?

– Почему бы и нет?

– На то, чтобы вставить шарик, уйдет час или два. На изготовление эмали потребуется недели две, самое малое… – Тут Монца со звоном высыпала на прилавок горсть серебряных монет. И Скопал покорно наклонил голову. – Сейчас и вставим… а остальное будет готово завтра вечером. – Зажег светильник, такой яркий, что Трясучка вынужден был прикрыть здоровый глаз рукой. – Придется сделать несколько рассечений.

– Чего несколько?

– Разрезов, – сказала Монца.

– Конечно, придется. Без ножичка ничего в этой жизни путного не сделаешь, верно?

Скопал порылся в инструментах, лежавших на столике рядом.

– И несколько швов, после удаления бесполезной плоти…

– Вырвать сухое дерево? Я только за. Начнем с пустого места.

– Могу я предложить трубочку?

– Черт… да, – услышал Трясучка шепот Монцы. Сказал: – Предложите. Что-то боль мне в последнее время надоела.

Глазных дел мастер снова наклонил голову и принялся набивать трубку.

– Вспоминаю тебя в цирюльне, – сказала Монца. – Дергался, как овца на первой стрижке.

– Хе. Верно.

– А сейчас так и рвешься глаз вставить.

– Один мудрый человек сказал мне как-то, что надобно быть реалистом. И когда им становишься, меняешься так быстро, что даже удивительно, правда?

Она нахмурилась.

– Не меняйся слишком сильно. Мне нужно уйти.

– Смотреть неохота, как глаз вставляют?

– Надо возобновить знакомство кое с кем.

– Со старым другом?

– Старым врагом.

Трясучка усмехнулся.

– Еще лучше. Постарайтесь, чтобы вас не убили, ладно? – Откинувшись на спинку кресла, туго затянул на лбу ремешок. – Мы еще работу не кончили.

Потом закрыл глаз. Свет был так ярок, что веко просвечивало розовым.

Принц благоразумия

Штаб-квартиру великий герцог Рогонт устроил себе в Купальном зале. Здание это до сих пор оставалось одним из самых величественных в Пуранти, и тень его покрывала половину площади с восточной стороны старого моста. Но, как и весь город, оно знавало лучшие дни. Часть огромного фронтона и две из шести могучих колонн, что некогда его поддерживали, давно обрушились, камень растащили на строительство домишек поменьше и попроще. Выщербленные стены обросли плющом и травой, из кладки умудрились пробиться даже два маленьких стойких деревца. Купания явно ценились выше в те времена, когда зал этот только строился и жители Стирии еще не пытались истребить друг друга. Счастливцы – величайшей заботой их было подогревать воду до нужной температуры. Теперь полуразрушенное здание, шепчущее о славе былых веков, могло служить печальным свидетельством затянувшегося упадка Стирии.

Если бы Монцу интересовало это дерьмо.

Но на уме у нее было другое. Дождавшись просвета между двумя отрядами отступавшей армии Рогонта, она заставила себя распрямить плечи и пересекла площадь. Вышагивая с былой непринужденностью, вопреки жгучей боли, которую причиняла ходившая ходуном в суставе кривая бедренная кость, поднялась по разбитой каменной лестнице Купального зала. Откинула капюшон и уставилась на стражника – седого ветерана шириною с дверь, со шрамом на бледной щеке.

– Мне нужно поговорить с герцогом Рогонтом, – сказала.

– Пожалуйста.

– Я – Мон… что? – Она готовилась к объяснениям. К тому, что ее поднимут на смех. А то и вздернут на ближайшем столбе. Но уж никак не пригласят войти.

– Вы – генерал Меркатто. – Он скривил бледные губы в каком-то подобии улыбки. – И вас ждут. Но мне нужен ваш меч.

Монца, отдавая оружие, нахмурилась. Расставаться с ним хотелось еще меньше, чем быть спущенной с лестницы.