Лучше подавать холодным

Её ожерелье красных камней стучало, когда она перекатилась к нему. На спину, груди сплющились на рёбрах, выпирали шишки — тазовых костей внизу живота, острых ключиц у плечей. Она вздрогнула, повращав кистью и потрев запястье.

— Не хотел сделать тебе больно, — проворчал он, неумело соврав и не очень-то переживая.

— О, я вовсе не такая уж хрупкая. И можешь звать меня Карлоттой. — Она потянулась и нежно потрепала его губы кончиками пальцев. — Я думаю мы для этого достаточно неплохо друг друга знаем…

Монза слезла с кровати и прошла к столу, ноги ныли и подкашивались, ступни шлёпали по прохладному мрамору. Рядом с лампой лежала шелуха. Лезвие ножа отливало тусклым светом, блестел отполированный чубук трубки. Она присела перед ней. Сегодня, даже с легионом свежих ссадин, ушибов, порезов после битвы трубка не взывала к ней и вполовину так сильно как раньше. Она подняла левую руку, костяшки начали обрастать коркой, и недоумённо насупилась. Рука была твёрдой.

— Никогда всерьёз не думала, что смогу, — прошептала она.

— А?

— Побить Орсо. Я рассчитывала поиметь троих из них. Может, четверых, прежде чем меня убъют. Ни за что не думала, что протяну так долго. Ни за что не думала, что взаправду смогу.

— А теперь любой скажет, что расклад в твою пользу. Как же быстро надежда оживает снова. — Рогонт напомаживался перед зеркалом. Высоким, с обрамлением из цветных бутонов виссеринского стекла. Глядя на его позу, она с трудом верила, что некогда сама была совершенно также тщеславна. Часы, что проводила прихорашиваясь перед зеркалом. Состояния, что они с Бенной тратили на одежду. Падение с горы, изувеченное тело, разбитая рука и шесть месяцев жизни гончей собаки, казалось уж от этого-то её излечили. Наверное ей бы стоило посоветовать такое же исцеление Рогонту.

Герцог парадным жестом поднял подбородок, грудь колесом. Он помрачнел, осунулся, прикоснулся к длинной царапине сразу под ключицей. — Вот падла.

— Поранились пилкой для ногтей?

— Знай же, такая страшенная рана могла запросто принести смерть не столь могучему мужу, как я! Но я вынес её без намёка на жалость и продолжал драться как тигр, кровь стекала ручьём, ручьём я сказал, с моих доспехов! Начинаю подозревать, что от неё даже может остаться шрам.

— Который вы, без сомнений, будете носить с огромной гордостью. Можете прорезать дыры во всех рубашках, чтобы публично его показывать.

— Не знал бы я наперёд, решил бы что надо мной насмехаются! Вы отдаёте себе отчёт, что если события будут разворачиваться согласно моему замыслу — а пока, должен отметить, они так и идут — вскоре вы станете метать свои остроты в короля Стирии. Я-то на самом деле уже заказал себе корону у Зобена Касума, всемирно известного мастера-ювелира из Коронтиса…

— Естественно отлитую из гуркского золота.

Рогонт замолчал, посмурнел. — Мир не так прост, как вы думаете, генерал Муркатто. Бушует великая война.

Она фыркнула. — Думаете, я не заметила? Идут Кровавые Годы.

Он фыркнул в ответ. — Кровывае Годы есть лишь короткая стычка. Эта война началась задолго до твоего или моего рождения. Противостояние между гурками и Союзом. Ну, или между доминирующими в них силами — Гуркхульской церковью и Союзными банками. Их поле боя — везде, и каждый муж обязан выбрать сторону. Посередине останутся одни лишь трупы. Орсо стоит за союз, банкиры обеспечивают Орсо. А у меня своё… обеспечение. Даже могучий муж должен склониться перед кем-то.

— Может вы не заметили, я не муж.

Улыбка Рогонта прорезалась снова. — О, я-то заметил. И это второе, что меня в тебе привлекает.

— А первое?

— Ты поможешь мне объединить Стирию.

— И с чего бы мне?

— Единая Стирия… она могла бы стать такой же великой как Союз или Гуркхульская империя. И даже более! Она смогла бы выйти из их борьбы и жить независимой. Вольной. Мы ни разу не были так близки к успеху. Никанте и Пуранти из кожи лезут вновь обрести мою милость. Аффойя всегда с ними. Соториус мой человек, не без определённых пустячных уступок в пользу Сипани — пара островов, не более, и город Борлетта.

— И что на это заявляют граждане Борлетты?

— Всё что я велю им заявлять. Они переменчивый сброд, как ты уже обнаружила, когда они дрались за право передать тебе голову их обожаемого герцога Кантайна. Мурис давным давно склонился перед Сипани, а сейчас Сипания склоняется предо мной, по крайней мере номинально. Мощь Виссерина сломлена. Что касается Мусселии, Этреи и Каприла, что ж. И ты, и Орсо на мой взгляд полностью вышибли из них все независимые порывы.

— Вестпорт?

— Мелочи, мелочи. Частица либо Союза, либо Канты, смотря кого ты спросишь. Нет, Талинс — вот что заботит меня сейчас. Талинс есть ключ в замке, ступица колеса, недостающий кусок моей королевской мозаики.

— Вам нравиться слушать собственный голос, не правда ли?